Внимание!
Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: G
Комментарий: в подарок Яд
Автор стихов - Белла Ахмадулина.
@темы: Мои рисунки
![](http://www.film.gildia.pl/_n_/film/filmy/winter-guest/poster-200.jpg)
      Это настоящий Рикман! То есть, когда ему не мешают режиссёры.
![;-)](http://static.diary.ru/picture/1137.gif)
      Этот фильм - его детище от начала и до конца. Когда-то знакомая актриса рассказала Рикману о своей матери, у которй была болезнь Альцгеймера, и он так проникся этими историями, что познакомил рассказчицу и драматургом Шарманом МакДональдом - так и была создана пьеса "Зимний гость".
читать дальше      Удивительный фильм! Смотришь его, будто дышишь. На экране застыл бесконечный зимний день - самый холодный день в году, когда замерзает море. Небольшой городок, почти рыбачья деревушка, пустые улицы, по которым метёт позёмка, седые от инея камни на берегу. Перед тобой проходит череда мелких событий, которые и составляют ткань повседневности, всё недосказано, сам разберись... Ребятишки, прогуливающие уроки, рыжий паренёк, который впервые в жизни знакомится с девушкой, женщина, чья жизнь - пустота. Ей мать - уже почти выжившая из ума, раздражающая, невыносимая, и всё-таки любящая и любимая... И две подружки-клуши, которые не пропускают ни одной свадьбы, ни одних похорон... Ты подсматриваешь за ними, слушаешь их разговоры, вроде бы ни о чём... А перед тобой разворачивается великий круговорот жизни, неспешный и неостановимый, где отчаянье - грех, где люди согревают друг друга, и так хочется жить! Пусть тебе и очень много лет, и твоя память - "тухлая вода", как поётся в той песенке, а всё же хочется жить и тянуться к живому, и бояться, что сейчас затушат свечу. Ты улыбаешься, когда мальчишки начинают рассуждать про стриптиз, хохочешь, увидев дикое применение мази, пугаешься, когда в робкую любовную прелюдию вдруг врезается взгляд умершего отца... И почему-то так неспокойно на душе, ведь фильм кончился, а ты так и не узнала, вернулись ли мальчишки к берегу...
      В этом фильме мне больше всего понравились две сцены. Первая, когда ребята находят выброшенных котят. До этого они так старательно изображали из себя взрослых крутых парней, а тут мгновенно становится видно, какие же они ещё дети! И умиляешься, и улыбаешься, потому что они и сами - как котята, замурзанные и бездомные. И второй эпизод, когда видишь испуганное лицо старухи, которая смотрит на свечку в руках церковного служки, и шепчет: "Сейчас он её затушит. Я не хочу." Это - смерть, она совсем близко, она стоит за плечом и может коснуться в любой момент. Она унесла мужа и отца, она кружит над беспечными мальчиками, которые так безрассудно ушли в туман по замёрзшему морю, она смотрит с чёрно-белых фотографий и тянет руки к матери.
      И всё-таки всегда находится тёплая рука, которая поддержит, когда ты уже готов упасть...
      Это фильм - надежда, это фильм - печаль. И ещё грустнее становится, когда вспоминаешь, что во время съёмок это фильма Алан Рикман похоронил собственную мать...
@темы: Комментарии к фильмам
      Итак, "Ужасно большое приключение".
      читать дальшеАбсолютно английское кино. Кстати, провалившееся в прокате (боже, куда катится мир, если проваливается ТАКОЕ?)
      Снят по повести Берил БЕЙНБРИДЖ (и намного превзошёл книгу по качеству и выразительности повествования), и рассказывает о жизни провинциального театра, и юной девушке, Стелле, которая пришла туда работать помощницей режиссёра, а по сути дела просто ученицей. Она не помнит свою мать, а отца и вовсе никогда не знала, она влюбляется в режиссёра, влюбляется глупо и наивно, не разобравшись, что за человек перед ней. Она слепа, впрочем, увы, не слепее прочих...
      Фильм страшный. На самом деле страшный. Спокойный, даже нудный, во многом непонятный, тут нужно хорошо знать Англию, чтобы понимать, почему, например, Стелла хочет принять католичество... Провинциальный театр, нищий и пышный, череда дней, монотонные события, в которые вплетаются тихие и незамеченные трагедии. "Ужасно большое приключение" - это из Питера Пена. Так он называл смерть. Она приходит такая будничная, такая неотвратимая и даже ни чуточки не трагичная. Рушится твой мир - а никто этого и не замечает... Кому какое дело до гибели о'Хары... Пусть он и прекрасный актёр, но его будут помнить два-три человека. Год-другой. А потом забудут.
      Как же здесь играет Рикман! Ну, я уже давно убедилась, что он - гений. Но играть только глазами, чуть заметными поворотами головы, лёгким трепетом век. Неуловимо меняется взгляд - и перед тобой мука гибнущей души - это я про сцену с дядей Верноном говорю... И Стелла - наивный ребёнок, который так по-детски лепечет: "Я не виновата, я же только учусь..." Она учится. Она и сама - жертва. Но цена её учёбы - жизнь человека. Стелла пройдёт путь своей матери, и сгинет так же как она. Это неизбежно.
      И очень больно. Оттого, что хорошие люди, которые могли бы жить, любить и быть любимыми, гибнут так бездарно, ничего не сумев изменить, никого не осчастливив, ничего не исправив. Ведь о'Хара не сделал счастливой Стеллу и так и не помог Джефри... Его последняя попытка, его письмо было разорвано и сожжено. Ведь нет в нём смысла, это письмо ничего не поправит и никого не вразумит.
      Так горько, что страшная трагедия прошла незамеченной и была погребена в пыльной мишуре и фальшивом золоте провинциального театра...
      Во второй и третий раз "Ужасно большое приключение" воспринимается намного лучше, потому что ты начинаешь видеть глубокий смысл во множестве мелочей, которые казались непонятными во время первого просмотра. Тоскливый взгляд o'Хары вслед женщине с ребёнком, поднимающейся по трапу корабля, его слова "Или могу найти его...", звонки Стеллы матери, упоминание дядей Верноном о скипидаре... И фотография o'Хары на чёрном фоне афиши, как маленькое пророчество... И бьющий по нервам контраст между одной и той же сценой из Питера Пэна, когда в первый раз капитана Крюка играет o'Хара, и ребятишки восхищённо хохочут, глядя на якобы страшного персонажа... и второй раз, когда на сцену в этой роли выходит Мередит, и дети испуганно смтрят на ДЕЙСТВИТЕЛЬНО страшного Крюка и молчат... Дети всегда чувствуют... А он кричит: "Это час моего триумфа!" Да, радуйся! И горе тем, у кого есть совесть!
![](http://img1.liveinternet.ru/images/foto/b/3/375/2227375/f_11604588.jpg)
@темы: Комментарии к фильмам
      Автор: julia-sp
      Бета: просила не называть её имя, так как проверила текст поверхностно.
      Рейтинг: G
      Пейринг: СС/ГГ
      Жанр: жестокий романс
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг.
      Саммари: Любовь может быть и безумием, и глупостью, и подвигом. Пути её тернисты, но любящий идёт по ним, истекая кровью добровольно и радостно.
      Комментарии:
      № 1: Благодарю Яд и Amber за фик "Круциангстус" – он послужил толчком к окончательному формированию сюжета. Спасибо за вдохновение.
      № 2: Некоторый сумбур и эмоциональная противоречивость являются не недосмотром, а сознательным решением автора, считающего, что в состоянии стресса человеку трудно придерживаться логики.
      № 3: Любителям флаффа и романтическим натурам. Вам не сюда. Текст тяжёлый, трактовка образа Снейпа весьма неоднозначная.
      Предупреждения:
      №1: AU, ООС, POV Снейпа, POV Гермионы.
      №2: Немного мата, упоминание о смерти персонажа.
      №3: Как бы это всем не надоело, но Рон здесь снова гад.
      Размер: миди
      Статус: закончен
читать дальше
"Ссылка на рисунок в моём дневнике"
                                                                                        Я могу для тебя отдать
                                                                                        Всё, что есть у меня и будет.
                                                                                        Я могу за тебя принять
                                                                                        Горечь злейших на свете судеб.
                                                                                                                      Э. Асадов
      I
      Письмо
      "
     
     
      Проклятье. Никогда не умел писать письма. Какого чёрта, я же не преподаватель изящной словесности и политеса. Да и практики не было, кому мне писать?
      Разочарована? Правильно. Меня всегда забавляла твоя наивная уверенность, что я всё умею и могу. Как видишь – не всё. Ты ошибалась.
      Сейчас меня подмывает смять этот глупый пергамент, швырнуть его в камин, а потом отправиться к тебе и... Но ведь иной возможности поговорить у нас не будет. Так что пишу.
      Тебе было трудно, да? Конечно, трудно. Глупая женская природа требует обожания, цветов и комплиментов, а я на это не мастер. Так что обойдёшься. Какого гоблина ты вообще прицепилась ко мне? Или это вечное стремление покорять самые трудные вершины? Или тщеславие, помноженное на жалость?
      Ты оскорблена? Что ж, полагаю, ты имеешь полное право возненавидеть меня. Но что поделать, я разучился верить людям. Давно и всерьёз. Ты пыталась сделать меня своим домашним питомцем? Не вышло, маленькая, уж прости. Ты думала, что объяснившись мне в любви и бросившись на шею прямо в классе, потрясёшь меня? (О, Мерлин, это бывало, бывало не раз. Некоторые студентки отвратительно неразборчивы в средствах получения более высоких баллов. Как будто это что-то решает в жизни...) Я же замер вовсе не под напором твоих поцелуев, а соображал, чего ты хочешь от меня добиться. Но так и не понял. И до сих пор не понимаю! Радуйся, я признаю, что болван! Но разбираться в дебрях женской психики не хочу, уволь. Да, я ответил тебе, не вышвырнул из класса, как других, а ответил! Я – нормальный мужчина, а какой мужчина откажется, если на него вешается смазливая девчонка?
      Хорошо, что тебя сейчас нет рядом. Прочитав эти строки, ты влепила бы мне пощёчину и закатила скандал. А я прекрасно обойдусь и без выяснения отношений. Нечего выяснять...
      Ты отлично грела мне постель и оказалась довольно забавной собеседницей. Иногда ты страшно раздражала меня, но я к тебе привязался. Как к комнатной собачонке. Твои порывы заботливости были так трогательны. Ты охотно приносила всякие мелочи, когда мне было лень вставать из кресла, заваривала чай и делала бутерброды. (К счастью, я никогда не доверял тебе готовку ужина. Судя по бутербродам, твоя стряпня была бы отвратительна.) Зачем ты делала это, Гермиона? Мне ты не ответишь, но ответь хотя бы самой себе.
      Март, апрель... Интересно, почему тогда никто не догадался о нашей связи? Если бы всё выплыло наружу, то я бы взял вину на себя. Не из благородства или великой любви к тебе, не воображай то, чего нет. Просто мне абсолютно всё равно, что со мной будет... А тебе жить.
      Да, тебе жить. Я размышляю о том, чем ты займёшься дальше. Будешь делать карьеру? Рожать детей? Может быть, уедешь? Не знаю. Я вообще тебя не знаю, никогда не интересовался тем, что ты думаешь и чувствуешь, а сейчас жалею об этом. Признаюсь, мне бы хотелось знать...
      Ты изумила меня, согласившись поехать со мной в Глазго. И это на пасхальные каникулы, накануне ТРИТОНов. Может быть, оценки для тебя не так уж важны? Если это так – поздравляю, ты начала взрослеть.
      Почему-то тогда мне нестерпимо захотелось сбежать из школы хотя бы на несколько дней. Возможно потому, что в детстве я никогда не прогуливал уроки, а теперь решил наверстать упущенное, кто знает? Но это был мой первый нормальный отпуск.
      Очень странное ощущение. Ты была моим гидом в той обычной жизни, которую ведёт большинство людей, и с которой я совершенно незнаком. Пытаясь осваиваться, я чувствовал себя, словно человек, впервые вставший на коньки: неловко, неудобно, глупо. Я скалился, а ты смеялась; я злился, а ты предлагала заниматься сущими пустяками: бродить с тобой по набережным, обедать в кафе, покупать всякую дребедень, которой ты радовалась, как ребёнок. Впрочем, ты и есть ребёнок. Милая маленькая девочка.
      Тебе лучше забыть обо мне, и как можно скорей. Ты легко сделаешь это, ведь ты так радостно улыбалась тому итальянцу, который осыпал тебя комплиментами. Почему я не прогнал тебя уже тогда? Должно быть, потому что и вправду – глупец...
      Впрочем, всё это уже неважно. В любом случае, ты бы уехала в университет и забыла свою игрушку. Ведь ты играла в меня, правда? Влюблённость – неизбежный этап взросления. А я позволил, почему бы нет? Всё равно, я почти ничего не чувствую и порой ощущаю себя мертвецом, который твоими стараниями случайно задержался на этом свете. Я никогда не планировал своего будущего, тем более будущего c тобой, не мечтал о тебе. Ты была – и это было приятно. Тебя не будет – ну и что?
      Несмотря на все твои пылкие уверения, что мы очень похожи, это не так. Мы из разных миров, из разных поколений. Тебе нужны друзья, общение, новые события и круговерть жизни. И это правильно. Но ты и меня пыталась затащить в свой взбалмошный мир, а я этого не хочу! Как с этим чёртовым выпускным. Ты всерьёз решила, что я должен танцевать с тобой? Помилуй, Гермиона, я же не скоморох! Вокруг тебя достаточно идиотов – танцуй с ними, если уж тебе так приспичило заниматься подобными глупостями. Но ты не хотела ничего понимать. Все эти надутые губы, укоризненные взгляды, ты и в самом деле полагала, что я буду это терпеть? У меня не было возможности объяснить тебе тогда, а потому скажу сейчас: даже не думай, что ты хоть когда-нибудь смогла бы заставить меня сделать то, что я не хочу. А если не нравится – тебя никто не держит. И оставь меня в покое!
      Впрочем, это я оставлю тебя. Ты ещё не знаешь, но о наших отношениях стало известно. А может быть ты сама всё рассказала этому ублюдку? У тебя хватило бы глупости, не сомневаюсь. Но мне это уже неинтересно.
      Думаю, найдётся достаточно желающих поведать тебе эту историю со всеми драматическими подробностями. А я буду краток.
      Просто однажды вечером, явившись на ужин в Большой зал, ты повела себя странно: двигалась механически, будто кукла, а потом, выронив сумку, вытащила волшебную палочку и преспокойно направила её на себя. Я рванул к тебе, интуиция ещё никогда меня не подводила, но Поттер успел первым. Твоя Авада ударила в потолок. Я оглушил тебя и отправил в больничное крыло.
      Довольно быстро выяснилось, что на тебя наложили Корам Интеритус. Ты вряд ли слышала об этом давно забытом проклятии, которое только по чистой случайности не вошло в число непростительных. Конечно, ты много читаешь, но за тысячелетия своей истории человечество изобрело столько дряни, чтобы вредить ближнему своему, что жизни не хватит – выучить весь список. Поэтому поясню: Корам Интеритус превращает человека в марионетку, одержимую идеей самоуничтожения. Попавший под это проклятие не реагирует на окружающих и пытается покончить с собой любым подвернувшимся способом. Удобно, не так ли? Поэтому пришлось держать тебя на снотворных.
      Разумеется, у тебя много врагов, однако, я был почти уверен, что это сделал кто-то из тех, кому ты доверяла. Всё-таки не стоит забывать про твой военный опыт, вряд ли бы ты безнаказанно позволила навести на себя волшебную палочку. Рефлексы, выработанные целым годом смертельной опасности, забываются не скоро...
      Нападавший, видимо, не ожидал, что ты, вместо того, чтобы немедленно убить себя, сумеешь дойти до Большого зала. Ведь ты сопротивлялась проклятию, малышка, правда? Ты шла ко мне, надеясь, что я помогу.
      Перед тем как снять Интеритус необходимо было обезвредить того, кто покушался на тебя, потому что он мог попытаться снова. До выпускного оставалось всего два дня, и я не мог рассчитывать на обычную процедуру расследования. Кроме того, у меня вообще нет доверия к Аврорату, иные из его сотрудников не способны отыскать даже собственную задницу, что уж говорить о тёмном маге! Неудивительно, что Поттер хочет работать в этой бездарной организации, ему там самое место. Поэтому я взял всё в свои руки.
      Найти человека легко, особенно если не стесняешься в средствах. Я воспользовался легилименцией. Кто из вас, молокососов, способен понять всю мощь и многогранность этой области магии? Тёмный Лорд был великим мастером-практиком, ему даже Дамблдор был не чета, а я многое у него почерпнул. Проникать в сознание целой толпы – он мог и это. Довольно опасная задача, мне никогда раньше не приходилось этого делать, но теперь иного выхода не было, пришлось рисковать. Я позаботился о том, чтобы на следующий день абсолютно все студенты и преподаватели явились на завтрак, и принялся за дело.
      Меня поглотило море чужих эмоций и мыслей, это был хаос, какофония, головокружительное смешение несовместимых вещей. Я пропускал этот поток через себя, не концентрируясь, пока не услышал страх. Не обычный испуг влюблённых подростков или нервозность перед вопросами преподавателей, нет. Тяжёлый, тёмный, замешанный на ненависти страх, знакомый, будто запах крови. Сознание скользнуло по нити, и я понял кто это.
      Уизли.
      Мне больше не нужны были доказательства. Я не аврор и не судья.
      Я – палач.
      После завтрака он получил приглашение явиться в мой кабинет.
      Не буду описывать, что было дальше. Подробности достаточно отвратительны, а ты и без того видела немало грязи.
      Я убил его. Пытал и убил. И ни о чём не жалею. В какой-то момент мне стало любопытно, зачем он поднял на тебя руку. Этот подонок ответил, что ты была его королевой, что он чуть ли не молился на твой образ, а я, грязный ублюдок, превратил тебя в свою шлюху. Так что, ты заслуживаешь смерти.
      Как ни странно, Уизли оказался достойным противником. Он стойко держался. И очень хорошо всё просчитал. Шахматист... Покончи ты с собой, никто не только не обвинил его, но даже и не заподозрил бы преступления. Маловероятный вариант с твоим спасением он тоже учёл, понимая, что тогда я буду вынужден сделать ответный ход. Он бил по нам обоим. И не боялся умирать, уверенный, что в конечном итоге всё равно победит.
      Знаю, тебе будет больно. Но я не имел права оставлять его в живых. Неглупый человек, свихнувшийся на идее-фикс, очень опасен. Рано или поздно он вышел бы на свободу, если б его вообще посадили, а я хочу быть уверен в твоей безопасности. Ведь меня больше не будет рядом...
      Как ни горько это признавать, он прав – ты была моей шлюхой. Но ты достойна большего. Да, Гермиона, достойна.
      Сейчас я допишу и отправлюсь в больничное крыло. Пора избавить тебя от этого чёртова Интеритуса. Это хоть и очень тёмное проклятье, но справиться с ним несложно. Достаточно только взять его на себя, что я и собираюсь сделать. А потом Помфри разбудит тебя. Я попросил её сделать это после того, как всё будет кончено. Пусть это дурацкая сентиментальность, но мне не хочется, чтобы ты видела мою смерть.
      Чтобы снять Интеритус, требуется добровольный дар, иначе я заставил бы Уизли освободить тебя. Пусть бы получил своё обратно: это было бы справедливо, да и мне не пришлось бы марать руки. Но и так всё сложилось неплохо. За его убийство мне светит поцелуй дементора, а я не хочу дожидаться этой неприятной процедуры.
      Не вздумай плакать, всё к лучшему. И учти, что я взял с Поттера нерушимую клятву. Если попытаешься что-нибудь с собой сделать (а я допускаю и такую глупость с твоей стороны), то он умрёт следом за тобой.
      Зачем ты связалась со мной, Гермиона? Какую выгоду хотела извлечь? Не стоит говорить о любви, это, конечно же, неправда. Может быть, ты врала мне не сознательно, а обманывала и себя тоже? Я пытаюсь подыскать тебе оправдания, сам не знаю зачем...
      Прощай. Как бы мало ты не значила для меня, я ощущаю за тебя ответственность. Ты пришла ко мне весёлая, здоровая и невредимая, такой же ты должна и уйти. Тебе девятнадцать, и у тебя вся жизнь впереди. Долгая и счастливая жизнь.
      Прощай, Гермиона.
      Снейп."
      II
      Per aspera*
      Северус Снейп, ты – мастер обмана. Долгие годы ложь была твоим оружием и спасением. Удивительно, что при этом она так и не стала твоей сутью.
      Как-то раз ты объяснил мне, что идеальная ложь состоит из правды. Не нужно ничего выдумывать, достаточно лишь о чём-то умолчать или чуть-чуть сместить акценты.
      Это письмо – идеальная демонстрация твоего искусства. Ты не упомянул в нём о наших бесконечных разговорах, об огневых спорах, когда ироничные и весёлые замечания летали от одного к другому словно шарик в пин-понге, о длинных вечерах и посиделках у камина, когда раскалённый чай обжигал губы, а горячие взгляды – сердца. Ты не написал об уютной тишине и мягком шелесте страниц, и о том, как раз за разом я умирала в твоих объятьях, а в твоих глазах светились нежность и гордость.
      Нет, ты вспомнил про итальянца... Совершенно при этом забыв, как мы потом смеялись над их неспособностью спросить дорогу, не упомянув при этом о "прекрасных глазах сеньориты". Какая ложь, мой милый...
      И в то же время – правда. Да, я раздражала тебя, да, мы очень разные. Но самое главное – ты не верил мне. Ждал, когда я, наигравшись, уйду, отталкивал, держал дистанцию, часто бывал холоден и жесток. Но я, глупая, верила, что это временно, и рано или поздно ты увидишь, что я всерьёз, поверишь и, может быть, полюбишь... Ведь было же и хорошее! И неужели та нежность, которой, несмотря на все оскорбления, дышит твоё письмо, это просто минутное настроение? Неужели ты бросился спасать меня просто так?
      В минуты слабости я готова допустить и это. Защищать людей, рискуя при этом жизнью, давно уже стало твоей привычкой, условным рефлексом.
      Любил ли ты меня?
      Я не знаю.
      О, господи... Каково мне было очнуться в больничном крыле и прочитать твоё письмо? Как ты мог?! Идиотский героический жест – умереть, чтобы я продолжала жить. Тебе, естественно, не пришло в голову задуматься, хочется ли мне такой жизни? Нет, ты всё решил за меня! Да ещё и взял с Гарри нерушимую клятву, пользуясь тем, что он не мог тебе отказать! Ты, чёртов авторитарный мерзавец!
      К счастью, ты просчитался. Гарри оглушил тебя прямо у моей постели, едва ты произнес слова ритуала. Он решил, что мне будет легче, если я смогу нормально проститься с тобой. Бедняга ещё не знал о смерти Рона, иначе он никогда бы так не поступил...
      Я прощалась? Нет, нет... умирала. От боли, безысходности, тоски... Сколько я простояла около тебя на коленях? не знаю... очнувшись, только когда в палату вломился отряд авроров.
      Оказалось, что ты сам их вызвал и оставил подробные объяснения произошедшему. Ты позаботился о том, чтобы семье Уизли было кого проклинать.
      Сколько презрительных и ненавидящих взглядов! Какое разнообразие красочных эпитетов! Они устроили совещание прямо в палате, решая, что лучше: устроить показательный суд с последующей казнью или позволить тебе покончить с собой под действием проклятья. А я поняла, что сделаю всё, чтобы спасти тебя.
      Я немедленно отправилась к Шеклботу и устроила ему скандал. Правда, его это абсолютно не впечатлило. Выслушав меня, он сказал:
      — Послушай, ты его любишь. Снейп защищал тебя, и по-мужски я его понимаю. Так дай ему умереть спокойно.
      Но я не желала этого слушать.
      — Ты всё равно ничего не сможешь сделать, это проклятие можно снять только одним способом. А если случится чудо, его ждёт суд. Лучше умереть сейчас, чем получить поцелуй дементора или пожизненное заключение.
      Я продолжала спорить. Наконец, Шеклбот сдался, но сказал, что будет ждать месяц, не больше.
      Тебя перевели в тюремный госпиталь.
      А я отправилась в больницу Святого Мунго и, скрыв себя дезиллюминационными чарами, принялась методично обыскивать больничный архив. Идея была проста до чрезвычайности: адрес за адресом, фамилию за фамилией я составляла список неизлечимо больных людей. А кто ещё мог согласиться взять на себя Корам Интеритус?
      Это была единственная надежда. Мне нельзя было забрать проклятье на себя, это убило бы Гарри. Но может быть кто-нибудь из этих людей проявит к тебе милосердие?
      Как же я ошибалась! Мне пришлось убедиться, что человек тем сильнее цепляется за жизнь, чем меньше ему осталось. Следующие недели превратились в настоящий ад. Меня встретила стена непонимания и шквал злобы. Но я упрямо таскалась из дома в дом, словно побитая собачонка, заглядывала в глаза и как заведённая повторяла одни и те же слова, которые скоро стали казаться мне пустыми и затёртыми. Никто не слушал. Порой мне даже не давали договорить, прерывая бранью. "Бессердечная тварь!", "Сволочь!", "Убирайся!", "Пошла вон!" – это всё, что я слышала на протяжении многих дней.
      На меня обрушились потоки грязи и оскорблений. Оглушительная ненависть. Пощёчины. Но, в очередной раз выброшенная на улицу, я поднималась, переводила дыхание и отправлялась по новому адресу. Рассказывать. Просить. Умолять.
      А время уходило.
      И вдруг, уже совсем отчаявшись, я нашла его – старого седого человека по имени Александр Одли.
      У него была последняя стадия рака, постоянные боли, с которыми уже не справлялись зелья. Ни семьи, ни детей, только старая кошка да обветшавший дом, в котором он терпеливо дожидался смерти. Он согласился помочь, едва меня выслушав. А я стояла, ошеломлённая, не смея поверить своим ушам. Александр смущённо улыбнулся и похлопал меня по руке: успокойся. И тогда я рухнула на колени и разрыдалась. Неужели ты будешь спасён?
      Потом мы долго гуляли в его маленьком саду. Он брёл, с трудом волоча ноги, тяжело опираясь на палку, и неторопливо рассказывал о себе. О тихой и незаметной службе, о неудачных попытках писать стихи, о том, как робел перед женщинами. Но какое же море юной и свежей доброты было в этом худеньком, ссохшемся старике! Я слушала и плакала, сама не знаю о чём.
      Александр попросил два дня, чтобы уладить свои дела. Я согласилась – у меня оставалась ещё неделя. Позже я узнала, что всё своё нехитрое имущество он завещал мне.
      А тогда мы явились в Министерство, и нас провели в твою палату, которая больше напоминала каземат. Сказать, что нас встретили недоверчиво – значит не сказать ничего. Начальник Аврората лично проверил, не находится ли мистер Одли под Империусом. Ничего не нашёл и прямо спросил, зачем он жертвует собой ради преступника. Александр задумчиво улыбнулся и сказал:
      — Большинство людей проживают совершенно никчёмную жизнь, и я – не исключение. Но благодаря этой милой девушке в ней появился смысл. Не знаю как вам, а мне это важно.
      Он ободряюще улыбнулся мне, вытащил волшебную палочку и произнёс формулу переноса проклятья. Через несколько минут усыплённого Александра отправили в больницу святого Мунго.
      Через полтора месяца он скончался от рака. Дважды в год, в день рождения и день смерти, я бываю на его могиле. И не устаю благословлять этого человека.
      ***
      Мне даже не дали поговорить с тобой и бесцеремонно выпроводили из тюремного госпиталя. В отчаянии я пыталась пробраться назад, но успела только мельком увидеть, как тебя, уже одетого в тюремную робу, уводили куда-то два аврора.
      ***
      Газеты взвыли.
      Предстоял сенсационный судебный процесс. Бывший Упивающийся Смертью, оправданный и снова преступивший закон, жестокое убийство студента, в котором замешана Грейнджер – знаменитая героиня войны! Репортёры буквально лопались от счастья.
      "Директор Хогвартса соперничал за внимание студентки с её бойфрендом!", "Сенсационные подробности нашумевшего убийства!", "Хогвартс – школа магии или преступности?", "Вопиющая мягкотелость министерства привела к чудовищной трагедии!", "Чёрная метка – клеймо на душе.", "Кровавый любовный треугольник!"... На меня показывали пальцем, за спиной не шептались – обсуждали в голос, папарацци караулили на всех углах, а знакомые стыдливо отворачивались.
      Семья Уизли возненавидела меня, одноклассники – тоже. Все пришли к выводу, что я виновна в смерти Рона. Скиттер выдала душещипательную историю про Уизли – скромного героя войны, который невинно пострадал из-за бездушной дряни.
      Да, Рон сумел создать практически идеальный капкан.
      Во всём этом кошмаре Гарри приходилось хуже всех. Он любил Джинни и разрывался между ненавистью к тебе и чувством справедливости. Гарри попытался уговорить меня отказаться от борьбы, но я закусила удила. Между нами произошёл очень тяжёлый разговор, и, в конце концов, мне пришлось пригрозить, что, если он не поможет, я покончу с собой. Гарри изменился в лице. Нет, он не испугался смерти, просто был до глубины души потрясён моей подлостью.
      — Ты многому научилась у Снейпа, – выплюнул он, и мне стало ясно, что ненависть в сердце моего бывшего друга победила.
      Я приказала себе не плакать.
      — Завтра принесёшь тысячу галлеонов. И потом сколько понадобиться.
      Он смерил меня ледяным взглядом и кивнул.
      Так и пошло. Гарри давал мне деньги, но отныне в его глазах было только холодное презрение.
      Я уговаривала себя, что всё это неважно. Зато у меня появилась возможность обратиться к самому лучшему и известному адвокату – Стивену Фергюссону.
      Он охотно взялся за твоё дело, проявив при этом огромною энергию. Начал собственное расследование покушения Рона, развернул ответную компанию в прессе. Я воспрянула духом, но спустя какое-то время по его хмурому и рассеянному виду поняла, что что-то идёт не так.
      Между нами состоялся откровенный разговор, и Фергюссон мрачно заявил, что шансы на победу мизерны. Я перепугалась.
      — Нет, пожалуйста, придумайте что-нибудь. Нельзя отступаться.
      И протянула ему очередной гонорар.
      — Этого мало.
      — Я принесу ещё.
      — Не об этом речь, – Фергюссон постучал пальцами по столу, – скажите, у вас или Снейпа имеются влиятельные друзья, которые смогли бы воздействовать на Визенгамот?
      О чём он?
      — В рамках закона вашего друга не спасти, неужели непонятно? Или вы против подобных методов? Может быть, они противоречит вашим моральным принципам?
      Я замотала головой. Какие уж тут принципы...
      — У меня никого нет, я же магглорождённая.
      И вдруг вспомнила.
      — Малфой. Профессор спас его сына.
      — А вот это уже интересно. Идёмте!
      — Прямо сейчас?
      — Немедленно! – адвокат направился к камину. – Скажу вам по секрету, милочка: я очень не люблю проигрывать.
      ***
      Нельзя сказать, что Малфой обрадовался нашему визиту. А уж напоминанию о долге и подавно. Однако, Фергюссон быстро привёл его в себя.
      — Послушайте, Люциус, мы знаем друг друга не первый год. Полагаю, нам ещё не раз придётся работать вместе. Так убедите меня, что вашему слову по-прежнему можно доверять.
      Малфой прищурился. Адвокат добавил:
      — Юная леди на нашей стороне. Но чтобы вам было спокойней, мы сейчас отправим её отдыхать, а сами, не торопясь, обсудим все детали.
      — Ну что ж...
      Малфой поднялся и с издевательской любезностью проводил меня к камину. Уже ступив в огонь, я услышала его ехидный вопрос:
      — Что вы сделали, чтобы нанять Фергюссона? Снова ограбили Гринготтс?
      ***
      Но как бы там ни было, Малфой вернул свой долг сполна. В ход пошло всё: шантаж, подкуп угрозы. Фергюссон заметно повеселел. Он рьяно готовился к процессу: искал прецеденты, мотался в Азкабан, совещался с детективами... А я могла только ждать, умирая от страха, от волнения перестав есть и спать.
      Может быть именно поэтому я так плохо запомнила суд. Была тошнота, подгибающиеся ноги и чувство полной опустошённости. Хуже всего мне стало, когда я увидела тебя. Фергюссон говорил, что ты держишься молодцом и передаёшь мне приветы. Но теперь я поняла, что он мне врал. Ты даже не взглянул в мою сторону, молча прошёл к своему месту и сел. Тяжёлые цепи обвили твои руки...
      Суд... Больше всего это действо напоминало живодёрню. Под бесстыдно откровенными вопросами, на глазах у жаждущей расправы толпы, наши отношения, наши души вывернули наизнанку и выставили под безжалостный свет фотовспышек. Всё было растоптано и опошлено.
      В накалённой атмосфере судебного заседания Фергюссон чувствовал себя как рыба в воде. Он был изящен, остроумен, напорист, и, словно фокусник, вытаскивал из рукава всё новые аргументы в пользу твоей невиновности. Адвокат выставлял тебя рыцарем, защищавшим прекрасную даму, но вставал представитель обвинения, и воздвигнутые им бастионы рушились в пыль. Фергюссон снова шёл в атаку. Зрители ахали, хлопали и свистели. Толпа развлекалась по первому разряду. А я видела только твоё равнодушное лицо. Ты терпеливо ждал, когда же закончится этот балаган, и можно будет, наконец, умереть.
      Умереть... Мне ты не дал возможности такого лёгкого выхода. Как бы не относился ко мне Гарри, я не могла его убить. А вдруг всё-таки случится чудо? Вот сейчас Фергюссон им объяснит, судья встанет и скажет: "Невиновен!" Может быть, он уже получил свою взятку?
      Члены Визенгамота погрузились в обсуждение. Что? Уже? О, боже... боже...
      — Виновен!
      Воздух вдруг отказался проходить в лёгкие. Нет! Пожалуйста, нет! Мир почернел и косо ушёл вниз.
      ***
      Когда я пришла в себя, зал заседаний почти опустел. Я поднялась и, дрожа всем телом, поплелась на выход. В вестибюле Министерства увидела лопающегося от гордости Фергюссона, который давал интервью. Ласково улыбаясь журналистам, он отвечал на вопросы и выслушивал поздравления.
      Поздравления... С чем?...
      Он заметил меня и подошёл, лучась самодовольством.
      — Ну что, мы молодцы?
      Я тупо смотрела на него.
      — Десять лет! Блестящая победа! Невероятный по своей мягкости приговор!
      Он что, рехнулся?
      — Я рассчитывала, что его оправдают.
      Адвокат задохнулся, поражённый моей наглостью.
      — Милочка, – прошипел он, – да после того, что натворил этот безрассудный человек, десять лет – неслыханная удача.
      Удача?! Мир вокруг снова закружился. Но усилием воли я взяла себя в руки.
      — Мне надо его увидеть.
      Фергюссон равнодушно пожал плечами.
      — Обратитесь к администрации тюрьмы.
      Господи, да он просто мразь.
      — Если бы вы не грохнулись в обморок, то смогли бы подойти к нему на минутку. Наведайтесь в Азкабан. Хотя вряд ли вам пойдут навстречу. К заключённым пускают только ближайших родственников, а вы Снейпу – никто.
      Он коротко кивнул мне и растворился в толпе.
      ____________________________
      * Per aspera (лат.) – через тернии. Часть изречения "Per aspera ad astra" ("Через тернии к звёздам").
      III
      Долгая и счастливая жизнь
      Пасмурный ветреный день. Мерный грохот прибоя. Крики чаек.
      Берег из острых камней. Уходящие ввысь отвесные стены.
      Азкабан.
      Рваный ритм сердца. Пересохшие губы. Последние секунды прошедших десяти лет.
      И внезапно – оглушающим грохотом, в висок, в душу, навылет! – скрип петель тяжёлой кованой двери.
      Вот и ты.
      Рывок к тебе. Вздох, всхлип. Сжать зубы. Не плакать, не плакать, не плакать!
      Летящие по ветру седые пряди. Тонкий ломаный абрис бледного лица. Страшная худоба. Глаза огромны. Не человек – ожившая кукла Пьерро.
      Старое, вытертое сукно сюртука. Серый воротничок. Потрёпанные туфли.
      Прижаться к тебе. Крепче, ещё крепче! Втиснуться лицом в судорожно ходящую грудь. Впитать тоскливый, сиротский запах тюрьмы.
      Мой родной...
      И услышать злой, хриплый шёпот:
      — Дура! Проклятая гриффиндорская дура!
      ***
      Десять лет.
      Десять лет я надеялась, что ты любишь меня.
      А ты меня ненавидел.
      ***
      Тогда, после судебного процесса, я уехала в США. В Англии мне больше не было места.
      Каким-то образом сумела поступить в Берклейский университет – мне нужен был диплом, чтобы получить хорошую должность. Окончив учёбу, перебралась в Чикаго. Жила на работе, возвращаясь в комнатку, которую снимала, уже глубокой ночью. Так было легче, не оставалось времени ни думать, ни вспоминать. Я почти ни с кем не общалась, да и на меня мало кто обращал внимание.
      Господи, благослови Америку. Здесь никого не волнует твоя жизнь, если ты исправно платишь по счетам.
      Я говорила себе, что эти годы надо использовать с толком. По приговору Визенгамота у тебя отобрали всё имущество, а, стало быть, надо заработать на дом, да и просто накопить не мешало бы...
      Я писала тебе, но письма возвращались с пометкой, что заключённый Снейп лишён права переписки.
      Месяцы складывались в годы, и мне казалось, что я проживаю один огромный, скучный, пустой день. Мир утратил краски, сливаясь в монотонные будни разных оттенков серого...
      В городе ветров* расцветали сады и опадали листья, сыпал снег и звенела летняя жара, я трудилась над очередным проектом, сдавала его, бралась за следующий. Приходя к себе, без сил валилась на продавленный диван, привычно глотая снотворное, а утром снова шла на работу...
      Коллеги женились, разводились, рожали детей.
      Я ждала.
      Когда прошло девять с половиной лет, связалась с риэлтером и купила небольшой дом в Спринг Гроув**. Я обставляла его, уделяя внимание каждой мелочи, а душу выматывал тошнотворный страх. Захочешь ли ты тут жить? Будешь ли рад увидеть меня?
      Вот и выяснилось.
      Но всё же я привела тебя в этот дом. Ведь тебе больше негде было жить...
      __________________________
      * Город ветров – неофициальное название Чикаго.
      ** Спринг Гроув – небольшой городок к северу от Чикаго.
      ***
      — Заходи. Сюда, направо. Ну вот, это твоя комната. Нравится?
      Ты молчал. А я изо всех сил старалась делать вид, что всё в порядке.
      — Вот новая волшебная палочка. А это кредитка, ты умеешь пользоваться...?
      Внезапно ты ожёг меня яростным взглядом.
      — Я ещё не совсем разложился!
      Я испуганно пролепетала:
      — Нет, ну что ты, конечно нет... Иди, переоденься. Ванна там, а здесь в шкафу – одежда...
      — Ну надо же, полный пансион.
      Ты издевательски поклонился. От твоей улыбки у меня похолодело сердце, – так мог бы улыбаться мертвец. Но я мужественно продолжила:
      — Я накрываю на стол. Приходи быстрей.
      ***
      — Что празднуем?
      Ты вошёл в гостиную небрежной походкой. Твоя новая одежда была в жутком беспорядке.
      — Ой, извини, я забыл, как завязывать галстук. Но ты же добрая – простишь.
      Ты оглядел ломящийся яствами стол и хищно улыбнулся. Потом неторопливо уселся и принялся накладывать себе на тарелку угощения, демонстративно игнорируя моё присутствие.
      Я молча смотрела на тебя. И это тот человек, из-за которого я сходила с ума? Неопрятный, развязный хам? Нет, нет. Это какой-то морок, это не может быть правдой. Тебе просто плохо сейчас, это пройдёт...
      — Ты сердишься на меня?
      — Разумеется, нет, дорогая. Смотри, какое уютное гнёздышко, – ты сжал вилку так, что побелели пальцы, а лицо вдруг превратилось в перекошенную маску. – Ты у нас такая благородная и заботливая. Подумай, благодаря тебе я не умер, какое несказанное счастье!
      Внезапно ты швырнул вилку на стол.
      — Вот только мне пришлось заплатить за твоё благодеяние десятью годами общения с дементорами! Ерунда какая, у меня ведь совсем нет тяжёлых воспоминаний! Валяй, продолжай. Что ещё ты придумала для меня? Не стесняйся, из тебя получилась достойная последовательница Дамблдора!
      — Не смей меня оскорблять! Я же люблю тебя!
      Меня заколотило. Ты молчал. И только уголок рта едва заметно дрожал от нервного тика.
      — Это заметно.
      И тут я взорвалась.
      — Да будь ты проклят! Не нравится, что остался жив? Так иди заавадься!
      Ты побелел.
      — Не смей.
      — Не сметь?! А! Оказывается только тебе можно спасать людей, когда они об этом не просят? Да я бы с радостью сдохла на твоей могиле, так нет! Тебе надо было взять с Поттера нерушимую клятву! Вот и получи в ответ! Может быть, поймёшь, каково мне тогда было!
      Ты изумлённо смотрел на меня. Долго молчал. Тянулись минуты, едва слышно тикали часы. Наконец ты невесело рассмеялся.
      — Чёрт, это же Гриффиндор. Я всё время забываю, что вашему идиотизму нет предела.
      И пояснил:
      — Я не стал брать с Поттера клятву. Он согласился на неё, и мы уже держались за руки, когда я передумал. Не смог подставить мальчишку.
      Я молчала, чувствуя, как под ногами разверзлась земля.
      — Так ты солгал мне?
      — Решил, что в первый момент это удержит тебя от необдуманных шагов, а потом всё уляжется. Поттер мог в любой момент рассказать тебе, как всё было на самом деле. Интересно, почему он этого не сделал?
      — И в самом деле, почему...
      — Так иди и выясни. А с меня хватит!
      Ты подхватил со стола бутылку и направился в свою комнату.
      — Северус!
      В ответ хлобыстнула дверь.
      ***
      Разумеется, я ничего не стала выяснять. Не сказал, не сумел, не смог... Какая теперь разница? А деньги? Наверное, он платил за право меня ненавидеть... Впрочем, это уже неважно. Нет клятвы – и слава богу, легче жить.
      И легче умереть.
      Ты запил. Не знаю, где ты взял столько огневиски, но, в конце концов, у тебя была кредитка, а поменять деньги в финансовом центре США – не проблема.
      Ты не прикасался к книгам, ни разу не спустился в лабораторию, которую я оборудовала для тебя в подвале, ты о ней и не знал, потому что отказался осмотреть дом. У тебя было другое занятие – беспробудное пьянство.
      Я пыталась это прекратить. Но в ответ получала издевательства и откровенное юродство. Это было страшно – видеть тебя таким. Я приходила в отчаяние и однажды просто попыталась отобрать у тебя бутылку. Ты вывернул мне руку и швырнул на пол.
      — Сиди смирно.
      И плотоядно оглядел с головы до ног.
      — Скажи, со сколькими мужиками ты спала, пока меня не было?
      Я похолодела и попыталась поправить задравшееся платье.
      — Ни с кем я не спала!
      — Да что ты говоришь...
      Твой сальный взгляд неторопливо скользил по моей фигуре, зубы обнажились в отвратительной ухмылке... На меня накатила волна ужаса.
      И вдруг ты окаменел.
      — Уходи.
      Я боялась пошевелиться.
      — Убирайся, я сказал!
      В твоём яростном крике звучал то ли гнев, то ли мольба... Я вскочила и бросилась вон.
      От пережитого страха бешено колотилось сердце.
      ***
      Но всё же я набралась смелости и попыталась снова. Ты молча выкинул меня за дверь и заперся. Я скорчилась на полу в коридоре, задыхаясь, захлёбываясь слезами. Что делать? Как помочь? Возможно ли вернуть тебя к жизни? Я кусала пальцы, мысли метались в голове словно звери, загнанные за охотничьи флажки.
      А в твоей комнате было тихо, как в склепе.
      ***
      Шли дни.
      Ничего не менялось.
      Тебя не было ни видно, ни слышно. Однажды меня посетила кошмарная мысль, что ты умер. И тогда я взломала дверь.
      В твоей комнате стоял кислый спитой дух. Под ногами валялись пустые бутылки и какой-то хлам. Ты спал, сидя в кресле.
      Я облегчённо вздохнула: живой... Взмахнула волшебной палочкой, и по комнате прошёл тихий вихрь, оставляя после себя чистоту и порядок. Приоткрыла окно – пусть выветрится. Подошла к тебе и забрала недопитую бутылку. И тут ты открыл глаза. Твой взгляд был злым и трезвым.
      — Отдай.
      Я попятилась к двери.
      — Северус, не надо.
      — Отдай, я сказал!
      — Пожалуйста, прекрати!
      Твоё лицо исказило бешенство.
      — Ты что, не слышала меня?
      — Я прошу тебя! Умоляю!
      Из твоей груди вырвался рык:
      — Никогда не смей брать пример с моей матери! Не умоляй! Лучше уйди или примени силу! Мне что, научить тебя?!
      Ты стремительно подлетел ко мне, и я испуганно зажмурилась, ожидая удара...
      ... но ничего не произошло.
      Я тихонько открыла глаза. Ты стоял рядом и смотрел на меня с ужасом и растерянностью. Потом провёл по своему лицу трясущийся рукой.
      — Господи...
      Вынул из моих ослабевших пальцев бутылку и отставил в сторону. Неловко обнял.
      — Прости... Слышишь, прости...
      Всю ночь мы, обнявшись, просидели в твоём кресле. Словно двое потерпевших кораблекрушение, чудом выбравшихся на незнакомый берег...
      ***
      Следующим вечером, явившись домой, я не нашла тебя. Дверь в твою комнату была распахнута, а сама комната пуста.
      — Северус!
      Какая жуть – кричать твоё имя в тишину тёмного дома...
      И вдруг снизу раздался грохот и взрыв отборной брани.
      О! Ты, оказывается, обнаружил лабораторию!
      Улыбаясь до ушей, я сбежала в подвал. И наткнулась на твой разгневанный взгляд.
      — Дурацкая планировка!
      Ой. Кажется, ты зацепил локтем шкаф. Я не учла, что ты намного выше меня, и места тебе нужно больше.
      — Давай вместе поправим.
      Насмешливое фырканье.
      — Обойдусь без сопливых.
      Ишь ты... Восторг бродил во мне, вскипая в крови, как шампанское. Хотелось запрыгать, словно маленькой девочке, получившей, наконец, долгожданный подарок.
      — Ладно, – покладисто сказала я, – тогда пойду приготовлю ужин.
      ***
      Жизнь потихоньку начала входить в колею. Ты много работал, терпеливо восстанавливая профессиональные навыки. В дом постоянно прилетали совы с большими пакетами из аптек или книжных магазинов. Иногда ты пропадал целыми днями неизвестно где, но я не спрашивала – ещё решишь, что пытаюсь тебя контролировать. Я отчаянно боялась разрушить тот хрупкий мир, который установился между нами.
      И всё же... Мне было этого мало. Я украдкой смотрела на тебя, волнуясь в твоём присутствии; томилась, но не смела переступить грань.
      День – врозь, а вечером мы ужинали, иногда в полном молчании, иногда перебрасываясь парой реплик. Господи, неужели ты не видишь во мне женщину? Должно быть, я сильно постарела. Я стала ловить себя на том, что торчу у зеркала и пытаюсь прихорошиться. А ты держался подчёркнуто отстранённо, и лишь иногда разговаривал свободно, ехидничал и шутил.
      Не знаю, сколько бы это продолжалось, если б однажды я не сорвалась.
      В тот вечер ты был в хорошем настроении, и с таким аппетитом поглощал еду, что я спросила:
      — Ну что, моя готовка так ужасна, как ты себе представлял?
      Ты отложил ложку и иронично поинтересовался:
      — Тебе сказать правду или приятно?
      Ты был такой... такой... И я не выдержала: поднялась, подошла вплотную...
      — Приятно.
      Ты поднял на меня глаза.
      — Ладно, если хочешь...
      Теплые сильные ладони обхватили меня за талию, ты усадил меня к себе на колени и принялся целовать...
      ***
      Ночные кошмары – это само собой. Если бы дело ограничивалось только ими... А больной желудок? А тахикардия, от которой ты задыхался и порой валился без сил? К зиме тебя сковал ревматизм. Двадцать лет войны и Азкабан даром не проходят... Я терпеливо массировала твоё тело, разминала каждый сустав, варила зелья и мази, а ты молча терпел боль и только однажды спросил:
      — Ты ещё не устала?
      Устала? Нет. Теперь, едва кончался рабочий день, я летела домой. Не в четыре стены, где можно поспать между работой, а домой. В уютный коттедж, озарённый теплом моей надежды...
      Всё проходит. Минуло время, болезнь отступила, и ты снова днями и ночами пропадал в лаборатории. Поток заказов рос, у тебя появились постоянные клиенты.
      Уже отшумела грозами весна, когда я почувствовала, что со мной что-то не так. В диагнозе не было сомнений: уже несколько месяцев я не принимала контрацептивы. Конечно, сначала надо было бы обсудить это с тобой, но, господи, мне почти тридцать! Ещё немного – и рожать будет поздно. А ты... Кто знает, как ты себя поведёшь? Захочешь ли ребёнка? И потом, вдруг не сегодня-завтра ты встретишь какую-нибудь женщину, от которой потеряешь голову? Тогда мне придётся отпустить тебя, а так у меня останется хоть что-то... Это были горькие мысли. Да, мы с тобой неплохо ладили, но выйти за тебя замуж ты не предлагал и ни разу не заикнулся о том, что я что-то для тебя значу.
      — Северус, я беременна.
      Ты замер. Тянулась минута за минутой – ты молчал.
      Я повернулась и вышла.
      ***
      — Собирайся, нас ждут.
      — Кто?
      — Священник, пастор... Чёрт, как он здесь называется?
      Я ошарашено хлопала глазами. Ты вздохнул и смущённо сказал:
      — Пусть уж лучше наш ребёнок носит имя преступника, чем будет незаконнорождённым...
      ***
      Я уже на девятом месяце. Странно, но живот вовсе не такой большой, как я ожидала. Впрочем, говорят, так всегда бывает, когда ждёшь мальчика...
      Но большой или маленький, какая разница? Ты всё равно запретил мне аппарировать и пользоваться портключами: на последнем месяце это опасно. Так что сегодня ты отправился на могилу Александра Одли один.
      Уже довольно поздно, одиннадцатый час. На улице сильный ветер и ледяной дождь пополам со снегом. Зимой в окрестностях Мичигана всегда стоит промозглая и сырая погода.
      Хлопает входная дверь. Торопливо поднимаюсь и спешу тебе навстречу.
      Ты топчешься маленькой прихожей, отряхивая одежду.
      — Привет, Гермиона.
      Снимаешь пальто, чмокаешь меня в нос и стремительно мчишься на кухню. Пыхтя, иду за тобой. Неугомонный... Куда же ты так быстро?
      Застаю тебя жующим хлеб и обшаривающим холодильник.
      — Сядь, я всё сделаю.
      Накрываю на стол, с тревогой поглядываю на тебя. Как ты? Визит на старое пепелище – это очень мучительно, по себе знаю. Но ты держишь себя в руках и, кажется, рад, что вернулся домой.
      — Как Англия?
      Пожимаешь плечами.
      — А что ей сделается? Стоит.
      Ты невероятно сильный человек.
      Подбираешь с тарелки остатки подливы, торопливо допиваешь чай.
      — Всё, я пошёл, мне надо ещё поработать.
      ...В гостиной горят все лампы. Ты устроился в одном из кресел у камина и, пододвинув журнальный столик, разложил на нём бумаги. После Азкабана ты на дух не переносишь тёмные и холодные помещения и всегда стараешься подобраться поближе к огню.
      За маленьким столиком неудобно. Ты низко склоняешься, погружённый в расчёт сложного зелья.
      Любуюсь тобой, слежу за стремительными росчерками пера.
      — Я люблю тебя.
      Рассеянный взгляд, мимолётная улыбка.
      — Я тебя тоже.
      Что? Чувствую, как беспорядочно затрепыхалось сердце.
      Ты кинул взгляд на часы.
      — Так, всё. Уже поздно, немедленно иди, ложись.
      — А...
      — А я закончу и приду.
      — Но ты сказал...
      Раздражённо:
      — Что сказал?
      — Что любишь меня...
      Недоумённо вздёргиваешь бровь.
      — Я всегда тебя любил. Неужели непонятно? – и выпроваживаешь меня вон.
      Иду в спальню, не чувствуя под собой ног. Ты любишь... Ты всегда... как... почему?... Я ничего не понимаю. Но мне и не хочется ничего понимать.
      В этот момент маленький Сашка ловко пинает меня под рёбра. Подожди, сыночек, подожди. Улыбаясь шалой улыбкой, сажусь на кровать и смотрю на дверь. Жду. Я нестерпимо хочу увидеть тебя. Теперь же. Немедленно. Мне необходимо почувствовать твоё тепло и крепость ласковых рук.
      Мирно тикают часы. За окном, склоняясь под ветром, поскрипывает дерево. Ты скоро придёшь, и я уютно устроюсь в твоих объятьях, зная, что имею на это право.
      Сейчас впервые в жизни я ничего не боюсь. Теперь я уверена: что бы ни случилось, мы с тобой проживём долгую и счастливую жизнь.
@темы: Мои фанфики
Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: G
Комментарий: иллюстрация к фику "Долгая и счастливая жизнь"
@темы: Мои рисунки
Пейринг: СС/ГГ, НМП и подарок
Рейтинг: G
Комментарий: на вызов Ирбис "Хочу портрет ребенка/детей нашей любимой парочки" и в подарок Лиге Драконов на Новый Год.
@темы: Мои рисунки
Пейринг: СС - 3 шт.
Рейтинг: G
Комментарий: в подарок на ДР Снейпа
@темы: Мои рисунки
      Автор: julia-sp
      Бета/гамма: первый читатель, который пожелал сохранить анонимность, ибо решил, что сделал свою работу поверхностно.
      Рейтинг: G
      Пейринг: ЛМ, ГГ/СС
      Жанр: angst
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг. Я не претендую абсолютно ни на что.
      Саммари: когда умирает надежда.
      Предупреждение №1: AU, ООС и открытый финал.
      Предупреждение №2: Немного мата. Смерть персонажа. Злодейка я, злодейка…
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      Огромная палата Больничного крыла была почти пуста. Только в углу, на койке лежал одинокий пациент, но он был так тих и безмолвен, что его легко можно было не заметить. А у окна стояла девушка и смотрела вдаль.
      Где-то за стеной мерно капала вода, звонко отбивая удары, будто метроном.
      Метроном безнадёжности.
      Кап. Кап. Всё напрасно. Кап. Кап. У него ещё бьётся сердце, но его уже нет. Кап. Кап. Хотелось биться головой о стекло в ритм с водой.
      Может быть тогда она сойдёт с ума, и станет легче.
      Кап. Кап. За окном было низкое серое небо, бессветный, глухой день, выбеленный намертво мир. Сейчас здесь на белых простынях, под белым больничным потолком умирал профессор Снейп, а по белому лесу среди изломанных черных деревьев шли авроры и студенты.
      Они охотились на Люциуса Малфоя.
      Кап. Кап. Чёрные тени в чёрно-белом лесу. Кап. Кап. Какая тоска! Гермиона коснулась лбом стекла. Оно неприятно холодило кожу, но девушка не двигалась. Кап. Кап. Апатия - естественная реакция организма на длительный стресс. Мозг просто отключает нервы, пытаясь выжить. Кап. Кап.
      Так что теперь она без дрожи смотрела на своего пациента. Её профессор. Её любимый. Скелет, обтянутый жёлтой кожей.
      Она отвернулась от окна, подошла к кровати и села, сжимая в руках костлявую кисть этого когда-то молодого и сильного мужчины.
      Теперь от него не осталось ничего. Не помогли ни лекарства, ни противоядие, которым вылечили Артура Уизли. Как ей когда-то (вечность назад!) объяснил колдомедик из Мунго, всё дело было во времени. Мистера Уизли отправили в больницу почти сразу после нападения, и это оказалось решающим фактором его выздоровления. А к профессору Снейпу помощь пришла слишком поздно.
      Когда врачи отступились, Гермиона пыталась помочь ему сама. Она отважно бросилась в бой, сутками штудируя книги, дни и ночи склоняясь над котлом… Но, видимо, Снейп был прав, когда говорил ей, что она – бездарность в зельеварении. Девушка могла безупречно приготовить снадобье по готовому рецепту, но вот изобрести его ей было не под силу.
      Но тогда она истово верила, что сумеет. Ведь она любит, а, значит, не может не спасти его. Наивная!
      Сказок не бывает. Месяцы безнадёжных усилий выпили из неё веру в чудодейственную силу любви. Теперь она просто каждый день смотрела, как человек, за которого она, не задумываясь, отдала бы жизнь, медленно погружается в небытиё.
      Сколько ему ещё страдать? Когда это кончится? Что-то трепыхнулось в душе. Может попробовать сварить зелье на основе коры чёрного можжевельника? Дурацкая идея, не поможет. Или всё же? Нет. Хотя, всё-таки стоит… Пусть это трижды глупость, но попробовать она обязана. Когда Снейп умрёт, она должна быть уверена, что сделала всё.
      Эта мысль её не ужаснула. Гермиона слишком устала и разочаровалась в себе и других, чтобы пугаться таких размышлений. Она умирала вместе с ним. И уже совсем этого не боялась.
      Девушка медленно встала. Наверное, надо сходить в лес прямо сейчас. Можжевельник растёт довольно близко. А профессор всё равно не заметит её отсутствия. Иногда кома – это даже удобно. Можно хоть насовсем уйти, ему будет всё равно.
      И всё же она склонилась над его высохшим телом и прошептала:
      - Подожди. Я скоро вернусь.
      ***
      Далеко, на башне, били часы. Полдень. Гулкий звук разносился по всему замку, плыл под низким и хмурым небом. Наверное, он был слышен даже в Запретном лесу…
      Хогвартс, залитый серым зимним светом, притих, будто замер. В этот день школа заметно опустела. Почти все участники последней битвы вызвались прочёсывать лес вместе с аврорами. Юноши, да и девушки, что там скрывать, с радостью приняли участие в мероприятии, которое сулило хоть какое-то разнообразие в монотонной череде послевоенных будней. Ведь охота на человека – редкое развлечение.
      А они скучали.
      ***
      Когда несколько дней назад пришло известие, что сбежавшего из тюрьмы Малфоя видели рядом с Хогсмитом, в замок нагрянуло три десятка авроров. Они долго осматривали территорию и совещались с МакГонагл, а Хогвартс бурлил слухами и предположениями. Никто не знал, как Малфой выбрался из Азкабана, но никого это и не волновало. Мало ли! Блэк ведь тоже в своё время сумел удрать от дементоров. Так зачем об этом думать! Главное – его поймать. Раздавались воинственные вопли, а кое-кто даже принимал ставки…
      Но все споры закончились, когда авроры объяснили, что намереваются делать. Некоторые из них взялись караулить входы в Хогвартс, а остальные собирались искать беглеца в Запретном лесу. И пригласили всех желающих и совершеннолетних поучаствовать в операции вместе с ними.
      У студентов это известие вызвало бурный восторг. Почти все, кому было больше семнадцати, бросились снаряжаться. Впрочем, те, кому было меньше, тоже не отставали. Всеми овладел лихорадочный азарт погони. Не дать Малфою уйти! А то замёрзнет ещё где-нибудь, на дворе-то зима. А это уже неинтересно. И неспортивно.
      ***
      Гарри и Рон, разумеется, тоже не остались в стороне. Они спешно собирались вместе с остальными участниками, невольно красуясь перед восхищёнными зрителями.
      Все были веселы и возбуждены. Зайдя в гостиную Гриффиндора, Гермиона застала там маленький скандал. Джинни тоже хотела идти в лес, ведь многие девушки идут! Но Гарри ей запрещал. А Рон поддерживал друга.
      - Сиди в замке, сестрёнка. Рисковать жизнью – это мужское занятие, - глубокомысленно заявил он.
      И бросил взгляд на Гермиону.
      Мальчики, мальчики, куда вы идёте? Разве вы не наигрались в войну? Неужели вам все ещё не терпится стать убийцами? Ведь это не битва за Хогвартс. Тогда было противостояние, и был важен каждый боец, но теперь? Это облава на одинокого затравленного человека. Пусть он – опасный преступник… И всё же было что-то отвратительное в радостном нетерпении охотников. В их предвкушении острого и неопасного приключения. Их сотня на одного. Гермиона тихо вышла из гостиной и побрела в Больничное крыло.
      Вот она – цена победы. Умный, сильный, отважный человек, превратившийся в полутруп. Но им всё равно, они о нём забыли. А я больше не хочу. Лицо войны – отвратительный злобный оскал. Она пожирает дорогих тебе людей, отнимая у них жизнь или ещё хуже - превращая в убийц, опьянённых запахом крови.
      Гермиона тогда заплакала, склоняясь над Снейпом. Она тихо жаловалась ему и целовала пергаментную кожу его рук.
      А потом во дворе замка послышался шум и гомон. Охота двинулась в лес.
      ***
      - Мисс Грейнджер, куда вы?
      - Я иду за можжевельником.
      Аврор в дверях недоумённо посмотрел на неё.
      - Мисс, я не имею права пропустить вас. Вы можете столкнуться с отъявленным…
      - Да какое мне дело…
      Глаза аврора стали совсем круглыми.
      - Ваш можжевельник не убежит. Вот поймаем Малфоя…
      - Я не могу ждать. Там умирает человек.
      - Как умирает, кто? – аврор смотрел на девушку, которая показывала куда-то вверх, и вдруг понял. – ах, этот...
      В глазах Гермионы мгновенно вскипели гневные слёзы.
      - Сволочи.
      - Мисс, вы забываетесь!
      - Пропустите меня, или я Вас оглушу.
      Аврор с жалостью смотрел на неё и покачивал головой.
      - Ну и ну, вашу бы энергию да в правильное русло… Хорошо, если вам так не терпится, идёмте, я провожу вас.
      ***
      - Там кто-то есть.
      Они шли по Запретному лесу, который, казалось, следил за ними всеми своими ветвями. Он скрадывал шорохи, глушил звук шагов. Волглая дымка стлалась между стволами. Пахло прелью и землёй. Тусклый свет солнца увязал в хаосе чёрных и белых линий.
      Гермиона, не таясь, продиралась вглубь зарослей. Аврор шагал рядом, тихо ворчал на оттепель и рыхлый снег, насторожённо прислушивался и всматривался в просветы между стволами.
      - Снова шорох. Стойте! – аврор дёрнул девушку за руку.
      - Господи, как вы мне надоели. В лесу полно зверья.
      - Возможно, это безобидный зверь. Однако, осторожность не помешает.
      Осторожность? Зачем? Ей было всё равно. Ведь можжевельник скорее всего не поможет. Так какая разница, жить или умереть? Она пожала плечами и выдернула руку.
      - А если это Малфой? Или ещё кто-нибудь опасный?
      - Мне плевать и на Малфоя, и на всех окрестных зверей вместе взятых. Боитесь – идите назад!
      И вдруг аврор захрипел, схватился за горло и, закатив глаза, повалился на бок.
      Как будто его душила невидимая петля.
      Насколько мгновений она смотрела на потерявшего сознание мужчину, но уже не видела его. Значит, это и в самом деле Малфой… Тело напряглось. Она мучительно прислушивалась к каждому звуку. Инстинкты, выработанные войной, пробудились от спячки. Кажется, тихий хруст? Она стремительно обернулась, выхватывая палочку…
      И встретила ледяной взгляд серых глаз.
      Гермиона рванулась в сторону, уловив едва заметный пасс напряжённой ладони…
      - Экспиллиармус!
      Какой знакомый стиль… Снейп сражался так же… Оглушённая, она сидела в снегу и отрешённо смотрела, как Малфой наводит на неё её же палочку.
      Вот сейчас. Авада Кедавра. Надеюсь, это не больно. Ему нечего терять, так что её судьба предрешена. А ведь у аврора была в руке палочка. Можно было бы попытаться… Инстинкт самосохранения заставлял мозг прокручивать варианты спасения. Безнадёжно. Малфой – опытный боец, он не даст ей подняться. И так даже лучше. Пусть…
      А если можжевельник поможет?
      Мужчина презрительно оглядел её и вдруг едва заметно шевельнул рукой. Гермиона упала на бок, и у виска прошла бесцветная волна воздуха. Она замерла, изумлённо уставившись в холодные глаза.
      Обливиэйт?!
      Он не хотел её убивать… И девушка вдруг протянула вперёд руки в беззащитном жесте мольбы.
      - Не надо, пожалуйста. Я не причиню вам зла.
      Короткий свистящий смешок.
      - Да ты и не сможешь.
      Он стоял перед ней – высокий и широкоплечий. От всего облика мужчины веяло первобытной, неукротимой силой. И было совершенно неважно, что он потрёпан и грязен, что с его плеч свисает странный, местами изодранный белый балахон. Столько достоинства и небрежности было в его позе и выражении лица, что Гермиона невольно сравнила Малфоя с могучим полярным волком.
      Он, между тем, разглядывал её. Испуганная мышка. И чего тебя понесло в лес? Постой, да это же… Ну что ж, это даже к лучшему, она ему пригодится. Источник информации. А может быть и заложник.
      Малфой вдруг шагнул к девушке и одним лёгким движением забросил её себе не плечо. Гермиона ахнула, а он, ломая хрупкие ветви и ничуть не заботясь о тишине и скрытности, зашагал прочь.
      ***
      Ушли они недалеко. Выбравшись на небольшую поляну, мужчина небрежным жестом стряхнул девушку на землю. Она отпрянула, но бежать не решилась, не хватало ещё получить в спину какую-нибудь гадость, вроде круцио.
      Кажется, эта мысль отразились у неё на лице, потому что Малфой снова издал короткий лающий смешок.
      - Правильно. Не дёргайся и быстро отвечай. Где сейчас Снейп?
      Что?!
      Аристократ холодно смотрел на неё и держал на прицеле палочки.
      - Ну!
      Она вздрогнула. Ему нужен Снейп. Отомстить решил, мерзавец. Ну нет, его ты не получишь. Страх прошёл. Её охватила ярость.
      - Подонок! Ну, убивай! За меня всё равно отплатят. Весь лес полон авроров!
      - Плевал я твоих авроров и их шавок, - Малфой медленно цедил слово по слову. - облава давно рассыпалась на отдельные группы и разбрелась. Как видишь, я легко прошёл мимо них.
      И в самом деле… Хотя это было неудивительно, ведь мужчина со светлыми волосами и в белой одежде настолько сливался с местностью, что заметить его было практически невозможно.
      - Так где Снейп? Он… с ними?
      - Нет, - горло сдавило. Она уставилась себе под ноги, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать от боли и ненависти.
      Стальные пальцы жёстко схватили за подбородок и резко дёрнули вверх.
      - В глаза смотри! Где Снейп?
      - Что, убить его хочешь, да? Мразь! Так поторопись, а то он уже еле дышит! Не успеешь получить удовольствие, гад!
      Хлынули неудержимые слёзы. Она кричала, ругалась и плакала. Все её страдания и страх выплёскивались в припадке бурной истерики. Кажется, она попыталась ударить Малфоя и очнулась, только когда крепкая пощёчина обожгла лицо. Она всхлипнула, судорожно глотая воздух, а мужчина замахнулся снова…
      Удар! Казалось, что из глаз посыпались искры. Гермиона отшатнулась, приходя в себя, цепляясь за ломкие ветви кустарника.
      Малфой смотрел ей прямо в зрачки, и вдруг она ощутила в голове его присутствие. Резко отвернулась.
      - Прекратите!
      - Ты не лжёшь, - он взглянул на неё как-то растеряно и отошёл. - вот проклятье.
      Гермиона зло усмехнулась.
      - Разочарованы? А вы его как хотели: просто убить или сначала помучить в стиле незабвенной Беллочки?
      Малфой обернулся. На его лице было какое-то усталое презрение.
      - Кретинка…
      - А зачем он ещё может быть нужен таким как вы?
      - О, Мерлин… Похоже, в этой школе мозги есть только у студентов Слизерина! - мужчина коротко выругался и застыл, крепко задумавшись и поигрывая желваками. Но, кажется, его размышления были неутешительны.
      - Какого лешего, я думал, он давно на ногах! – Малфой свирепо взглянул на Гермиону. – Ну! Почему вы молчите? Что с ним?
      Тогда Гермиона коротко рассказала ему.
      - Вот оно что, - мужчина задумчиво постукивал пальцами по ноге, - понятно…
      - Я думала, вы знаете.
      - В Азкабане плохо с новостями, – окрысился он.
      Страх и ненависть схлынули, и она снова ощутила свинцовую, застарелую усталость. Как же бессмысленна жизнь… Гермиона прислонилась лбом к шершавому стволу. И вдруг её резко встряхнули.
      Малфой. Что ему ещё нужно? Отстань от меня, дай умереть спокойно…
      - Так. Слушайте. Мой особняк опечатан, но библиотека возможно на месте. Хотя, кто его знает… Разыщите третий том Франциска Капуса «Теория полиморфных преобразований». В этой книге Северус хранил вторые экземпляры своих исследований. Насколько мне известно, он изучал яд Нагайны.
      Что он такое говорит?! Девушка уставилась на него, открыв рот.
      - Простите?
      - Капус. «Теория полиморфных преобразований», третий том. Ну же, соберитесь! Вы человек или тряпка?
      - Вы хотите ему помочь?! И потом откуда вы знаете…
      Малфой высокомерно взглянул на неё.
      - Я знаю много вещей, о которых вы, детка, даже не слышали. И кем был Северус, я тоже знал. В отличие от вас, вероятно, - с оскорбительной любезностью добавил он.
      - И вы не выдали его?!
      - Да какого дьявола! – взорвался мужчина. - Боже, в какое ничтожество превратил школу этот старый идиот! Недаром, я добивался его отставки! - гнев Малфоя был так силён, что Гермиона непроизвольно вжалась в дерево. - Вы же поголовно – стадо баранов! Ну конечно, я должен был его выдать! – он зло рассмеялся. – А в вашу маленькую тупую головку не приходило, что мир не делится только на чёрное и белое? Нет? Господи, да что Северус нашёл в вас? Вы же прямолинейная дура!
      Северус нашёл в ней? Мир вокруг неё закружился. Он нашёл? Он? У неё вдруг ослабели ноги.
      - Я знаю Северуса с одиннадцати лет, - горячо продолжал Малфой. - он всегда был страстным романтиком, чуднó, честное слово. Он и с годами не изменился. Ну да, горбатого могила исправит, - мужчина усмехнулся, но это была добрая усмешка. - Я прекрасно знал, что он не останется верен Лорду после того, как тот взъелся на его Эванс. Северус мог обманывать кого угодно, но не меня. Он понимал, что я догадываюсь. Мы это не обсуждали, да и зачем? Но я бы поддержал его в случае чего, и знаю, что и он помог бы мне. Впрочем, для Ваших гриффиндорских мозгов это слишком сложно.
      Гермиона потрясённо смотрела на оборванного беглеца. Значит, он рассчитывал на поддержку Снейпа. И теперь предлагал ей свою. У неё затряслись губы. «Каждый, кто придёт в Хогвартс за помощью, получит её». Так, кажется, говорил Дамблдор? Интересно, это была его фантазия или какой-то древний закон, по которому живёт замок?
      Малфой опустился на поваленное дерево. Теперь было видно, насколько он устал. Гермиона осторожно подошла и присела рядом. Она лихорадочно думала. Книга. Записи Снейпа. Северуса… Неужели есть спасение? А Малфой? Как ему помочь? Провести в замок? А где спрятать? У неё даже своей комнаты нет. Пещера, где скрывался Сириус? Это хорошо летом, кроме того Сириус был анимагом… Может, Малфой тоже? Где же искать книгу? Библиотека, наверное, в хранилище аврората. Да, скорее всего там. Оттуда так просто книгу не отдадут… Ладно, она скажет Гарри, а он добудет. А дальше? Сможет ли она прочесть записи Снейпа? Есть ли среди них то, что нужно? И успеет ли она? Надо действовать как можно скорей…
      Между тем мужчина медленно и тяжело поднялся на ноги.
      - Сэр, а почему вы один?
      Он бросил на неё удивлённый взгляд.
      - Ну, я думала, ваша жена… Простите.
      - Нарциссе больше уже ничего не нужно, - тихо и горько сказал Малфой. - Вы же знаете, а может и нет, разве вам это интересно… В Азкабане снова на страже дементоры. А у неё и без того было слабое сердце.
      - Сэр…
      - Довольно. Я не собираюсь сдаваться. У меня сын. А мальчик должен гордится своим отцом. Я всегда заботился об этом.
      - Вы хотели уехать из Англии?
      - Да. Я неплохой коммерсант, и сумею восстать из пепла. Начальный капитал я перевёл куда нужно. Сейчас главное выбраться из страны. Драко ещё полгода учится, – Малфой помолчал. - Как он? Его совсем затравили?
      Ей показалось, или голос мужчины и правда чуть дрогнул?
      - Слизеринцы не дают его в обиду.
      Малфой кивнул.
      - Да, они это понимают. Ладно. Прощайте, мисс Грейнджер. Мне надо идти, а то Ваш приятель, наверное, уже пришёл в себя и побежал поднимать тревогу…
      Аврор! Она и забыла о нём. Малфой спокойно ей поклонился. Несмотря на опасность в нем не ощущалось ни страха, ни торопливости. Он и в самом деле был аристократом не только по крови, но и по духу. Гермиона смотрела в льдистые глаза и чувствовала огромное уважение к этому гордому и независимому человеку.
      - Принстон-стрит, восемнадцать, Лондон.
      Мужчина вскинул голову.
      - Что такое?
      - Это дом. Мы там жили до прошлого года. Потом родители уехали, так что он пустует. В камине на первом этаже есть тайник. В нем немного маггловских денег. На какое-то время хватит. Я тогда приготовила на всякий случай, мало ли что. Живите. Там Вас точно никто не найдёт.
      В глазах Малфоя мелькнуло изумление.
      - Весьма… любезно, мисс. Но с чего бы это?
      Он не доверял ей. Видимо, и в самом деле не мог поверить ни одному гриффиндорцу. Ведь для них весь мир – чёрный или белый… Сказать, что хочешь помочь? Так ещё поймёт неправильно...
      - Ну, вдруг мне понадобится Ваша помощь с записями Сев… профессора.
      Малфой покачал головой.
      - Увы, я не учёный. Так что моя помощь будет мизерной. Вам невыгодно рисковать.
      - И всё же я прошу вас.
      - Ну что ж… - Малфой окинул её изучающим взглядом. - Может быть Северус был не так уж неправ.
      Её сердце вновь пропустило удар. А мужчина негромко рассмеялся и протянул ей палочку.
      - Возьмите.
      - Нет-нет! Я скажу, что вы её отняли, а я вырвалась и убежала. Вам нельзя без палочки, а я куплю новую.
      - Убежали от меня? – лениво протянул он. - Да кто ж вам поверит?
      Он шутил. И вдруг она будто наяву увидела лощёного аристократа, играющего людскими судьбами и походя разбивающего сердца женщин. Но мягко оттолкнула его руку. Здесь его обаяние было ни к чему.
      - Поверят, не беспокойтесь. Мне уже случалось разыгрывать удачные спектакли.
      Мужчина с любопытством наблюдал за девушкой. Как сияют её глаза! И румянец… Мерлиновы яйца, а Северус не промах! И она любит его. Она его вытащит.
      Гермиона была охвачена нетерпением. Книга. Записи. Да она всё Мунго поставит на уши! Только бы успеть! Снейп что-то нашёл в ней. Боже. Боже! Она боялась об этом даже думать, но упрямая надежда воскресла в ней. Все будет хорошо. Они выкарабкаются. И этот сероглазый гордец ещё увидится с другом.
      - Идите, мистер Малфой. И мне, и вам надо торопится.
      Мужчина подобрался. В его глазах снова сверкнула сталь.
      - Вы правы. Удачи, мисс Грейнджер.
      Он коротко кивнул Гермионе. Она поклонилась в ответ и шагнула прочь. Надо бежать в замок. Скорее бы Гарри вернулся из этой дурацкой облавы! И в это мгновение снег под её ногами взорвался, взрытый ударившим издалека заклинанием.
      Что? Откуда? Гермиона стремительно огляделась и увидела за деревьями, метрах в ста, плащи авроров.
      - Бегите!
      - Вон он, смотри!
      Новый взрыв, взметнувший целый столб талого снега.
      - Нет! Не надо! – девушка бросилась вперёд.
      Но они и не думали останавливаться. Распалённые охотники, увидев дичь, решили не возится с арестом и просто прикончить беглеца. Новый удар. Она едва успела отскочить. Да что ж такое… И вдруг до неё дошло, что авроры палят заклинаниями по ней!
      Потому что Малфоя в его одежде они вообще не заметили.
      - О, боже… - будто заяц, она заметалась между стволами - преследователи били на поражение.
      Удар! Ещё удар! Летели щепки и ветки, комья талого снега, земли... Без палочки она не могла защититься. Приходилось уворачиваться. Влево. Промах! Пригнуться. Опять мимо! Нырнуть за дерево… Прыгнуть в сторону… Гермиона зло рассмеялась. Снайперы… Охотнички… Впятером по одному человеку попасть не могут. Вот и прекрасно. Во всей этой кутерьме Малфой уйдёт незамеченным.
      Где он, кстати? Гермиона оглянулась, но не успела ничего понять, мощный ступефай сбил её с ног. Она покатилась по снегу, едва не теряя сознание от боли.
      - Да что ж вы творите… - плащи мелькали всё ближе. Идиоты… Неужели не понимают, что ошиблись?
      Они не понимали. Азарт погони достиг пика. Зверь был близко. Догнать и уничтожить! Сердце ожёг ужас. Господи, они её сейчас убьют…
      Нет! Пожалуйста! Гермиона попыталась подняться и сдёрнуть с головы капюшон. Это был её последний шанс.
      Она не успела. Лес озарился призрачным зелёным светом…
      … И в ту же секунду девушка рухнула в снег, сбитая с ног сильным мужским телом. Малфой навалился на неё всем весом, вдавливая в сугроб. Он был невероятно тяжёл…
      - Бегите, да бегите же… - она барахталась под ним, пытаясь выбраться, задыхаясь. У него оставалось всего несколько секунд. Но мужчина не двигался.
      - Готов!
      Влажный хруст снега под множеством ног.
      - Чёрт, да это не он! Тот был в коричневом!
      - Как не он? Глаза-то разуй. Не узнаёшь что ли? Хотя и правда, этот в белом… А, вот он где! Ну-ка!
      Тяжесть вдруг исчезла. Гермиона облегчённо вздохнула, и попыталась встать. Её схватили под руки, вздёрнули вверх и грубо содрали капюшон.
      - О! Да это мисс Грейнджер! Живая!
      - Так вот ты по кому палил, растяпа! Ну, погоди, Шеклбот узнает.
      - Долиш, ты кретин. Девчонка чудом осталась жива. Мерлина благодари, что промахнулся… Убийство свидетеля, знаешь, что за это бывает?
      - Да брось ты, всё же обошлось…
      Они возбуждённо топтались вокруг, огрызаясь и переругиваясь.
      А Гермиона с похолодевшим сердцем смотрела в мёртвое лицо Люциуса Малфоя. Прикрыв её, он принял на себя удар смертельного проклятья.
      Мужчина лежал на снегу, даже теперь гордый и непокорный. Этот человек спас ей жизнь и подарил надежду. Опасный преступник. Верный друг. Приспешник Воландеморта. Отчаянный храбрец.
      Боже, чего стоят все эти ваши законы, если в них нет даже тени справедливости?
      Мир не чёрный и не белый. Он разноцветный. Он сложный. Прекрасный и страшный. Живой.
      Гермиона медленно опустилась на колени, подобрала свою волшебную палочку и поцеловала тяжёлую руку Люциуса Малфоя.
      - Спасибо.
      Авроры резко замолчали и уставились на неё во все глаза. Девушка поднялась и презрительно оглядела их. У неё на счету каждая минута, и она не будет ждать Гарри. Ему ведь некогда, он играет в возмездие.
      - Мне надо срочно поговорить с Шеклботом.
      Они потупились. Трусы.
      - Ну! Я требую!
      Боже, она говорит прямо как Малфой… Плевать. Когда-нибудь же надо взрослеть. И она не допустит, чтобы его смерть стала напрасной. Пусть только попробуют не пойти ей навстречу! Теперь у неё руках есть оружие против них.
      Долиш вздохнул.
      - Пойдёмте, мисс…
      И побрёл к Хогвартсу.
      …Уходя, Гермиона обернулась и ещё раз взглянула на своего спасителя. Его волосы ярко серебрились на усеянном ветками, изрытом снегу, а в серых глазах, казалось, отражалось хмурое зимнее небо…
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: R
      Пейринг: БЛ, СС/ГГ
      Жанр: А кто ж его знает, romance и PWP, наверное.
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг. Узнает, что мы с ними творим – прибьёт скалкой!
      Саммари: происшествие, которое так и осталось тайной. А как я узнала - не скажу!
      Комментарий № 1: Написано в подарок для Elvigun. С днём рождения! Ваша любовь к Белле и рассуждения о её дальнейшей судьбе вдохновили меня на это безобразие.
      Комментарий № 2: Да не закидают меня тапками любители снейджера! Но если очень хочется - кидайте, я магазин открою…
      Предупреждение: AU всего подряд, и ООС тех, кто под руку попался…
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      Через грязное стекло еле пробивался солнечный луч. И зачем он сюда лезет? Что тут освещать? Глаза бы не видели этой помойки! Обитательница комнаты обвела взглядом свои апартаменты – заваленный хламом маленький номер, с отстающими от стен обоями и рассохшейся мебелью – и снова отвернулась к окну. Солнечный луч теперь весело играл в мутной жидкости, которая заполняла бутылку на две трети. Захмелевшая женщина потянулась к ней и щедро плеснула в стакан виски. Виски, тоже мне… Сивуха… Она швырнула стакан в стену.
      - Будьте вы все прокляты! Меня тошнит от этой жизни!
      На её вопль никто не ответил. Обитатели трущобы, гордо именуемой «Отелем Корона», давно привыкли к дурному нраву соседки.
      Надо пройтись… Женщина с трудом поднялась на ноги и попыталась привести в порядок своё платье. Всё-таки аристократические привычки невозможно вытравить ничем. Да и что это за платье! Обноски. Нет, у неё была нормальная одежда, но она давно махнула на себя рукой. Для кого тут выряжаться? Для нищих, наркоманов и прочего сброда? Тусклое зеркало отразило помятое лицо и копну неопрятных чёрных волос. Женщина усмехнулась. Ты, дорогая, теперь неотличима от них… Но это всё же лучше Азкабана…
      Вот так и будешь ты доживать свои дни, Беллатрикс. Ты, от чьего имени трепетала вся магическая Англия, теперь сидишь в вонючем клоповнике, и в неполные сорок пять лет превратилась в старуху. Зачем ты выжила, зачем спаслась? Лучше уж было погибнуть там, в Хогвартсе. Так нет же! Инстинкт самосохранения взыграл! Был у тебя портал, и плащ-невидимка, дорогое изделие, ему уже десять лет, а колдовство почти не выветрилось… Оглушённая, ошеломлённая, ты видела, как погиб твой повелитель, как рухнуло всё, за что ты сражалась. Так зачем было цепляться за жизнь?! Азкабана испугалась... Победители ведь милосердны, они не казнили бы, а заперли до конца дней. А тебе вдруг захотелось жить.
      И это – жизнь? Слава, доблесть, мужество, где это всё? Твой лорд так и не понял твоих чувств, но тебя хотя бы боялись! А теперь и не любят, и не боятся. Сохранила палочку, а толку от неё… Только сунься в магический мир – сразу крышка. И Париж в этом ничуть не лучше Лондона. Да и гордость не позволяет быть схваченной потихоньку, как грязная помоечная крыса. Уйти, дав бой, громко хлопнув дверью, чтоб мир вздрогнул – это другое дело. И что? Идти искать Поттера? Так чёрта с два к нему подберёшься. Да и накал ненависти к противникам уже утих, осталась только тоска. За что воевать? За кого? Тот, за кем готова была идти хоть в ад, сгинул, а соратники, кто не погиб, каялись на суде, били себя в грудь, пуская слёзы и сопли. Жалкие подонки! Не даром она их и в грош не ставила. О, дьявол! Да живите вы все как хотите! Сдохнуть бы скорей, так и того не дождёшься, у колдунов век долгий, сорок пять лет – ещё молодость…
      Она спустилась по скрипучей тёмной лестнице, выбрела в грязный переулок. И пошла, куда глаза глядят.
      Интересно, это во всех городах забытые богом нищие кварталы соседствуют с дорогими и красивыми улицами, или только в Париже? Белла мрачно усмехалась, глядя на чистую публику. Шарахаетесь? Запачкаться боитесь? Делаете вид, что не замечаете? Ничего! Потéрпите! Она остановилась, разглядывая своё отражение в витрине дорогого магазина. Да, видок ещё тот… Ей стало противно. Сколько родовитых юношей валялось у неё в ногах! Ещё бы! Беллатрикс Блэк - умная, чистокровная, ослепительно красивая…
      Она отвернулась от витрины, и вдруг замерла, будто поражённая громом. Её взгляд упал на парочку, идущую по противоположному тротуару, и из груди женщины вырвался не то стон, не то рык. Глаза вспыхнули, лицо исказило бешенство. По той стороне улицы шли под ручку Северус Снейп и грязнокровка Грейнджер.
      Ишь как льнёт к нему, дрянь! А этот! Похорошел, помолодел, аж лоснится! Предатель! Видать приятно на лаврах почивается, вон рожи какие довольные. О, негодяи! Вы смеете хорошо жить! Вы смеете!
      В глазах почернело от ненависти. Будь у неё сейчас палочка, она бы превратила улицу в настоящий ад. Но та валялась в ящике комода, и Белла, сдерживая дрожь, двинулась следом за влюблённой парочкой.
      А они явно никуда не торопились. Шли и шли, потихоньку забираясь в самое сердце Парижа. Девушка чему-то смеялась, Снейп большей частью молчал, усмехался и заботливо поддерживал её. Беременная что ли? Белла весело оскалилась. Какой же сладкой будет месть! Она представила, как они станут умолять её, как будут корчиться под пыткой…
      Замечтавшись, она чуть было не упустила их. Где они?
      Белла бросилась вперёд, расталкивая прохожих, и увидела, как Грейнджер со Снейпом заходят в огромные стеклянные двери старой и, видимо, дорогой гостиницы. Она взглянула вывеску. «Бристоль». Попались, голубки!
      И в этот момент мужчина обернулся, оглядывая улицу. Шпион чёртов! Взгляд его скользнул по людям, в том числе и по Белле, но выражение лица Снейпа не изменилось. Он шагнул внутрь, и дверь закрылась.
      Не узнал, наверно… Неудивительно, она и сама с трудом себя узнавала. Ладно же! Подождите! Сегодня вечером мы с вами развлечёмся…
      ***
      Даже в полночь город не выглядел спящим. Ярко сияла подсветка зданий и неон вывесок. Впрочем, прохожих стало меньше. Белла медленно шла по улице, следя за каждым своим шагом. Передвигаться в плаще-невидимке было довольно трудно, того и гляди кто-нибудь наткнётся.
      Она преобразилась. Грязная оборванка снова выглядела как светская львица. Белла не рассчитывала на лёгкую победу, Снейп очень сильный колдун, и будет сражаться насмерть. Ну что ж! Спускать им, счастливым и довольным, она не намерена, а если впереди смерть или арест, то почему бы не нарядиться? В бой она шла как на бал.
      Вот и гостиница. Здесь ей повезло. Кто-то выходил, и швейцар услужливо распахнул дверь. Белла неслышно скользнула внутрь, и тот недоумённо тряхнул головой, призрак что ли померещился? Плащ был уже не новый… Ладно! Не страшно!
      Она подошла к стойке, и взглянула на миловидную девушку.
      - Империо.
      Взгляд девушки стал растерянным.
      - Скажи, в каком номере остановился мистер Снейп?
      Девушка пошуршала клавиатурой.
      - Мистер и миссис Снейп… Десятый, делюкс, четвёртый этаж.
      - Обливиэйт.
      Ах, миссис! Белла и сама не могла понять, почему её это так задевает. Женился, мерзавец! И, конечно, кинется её защищать. Снова накатила тоска. А вот за неё никто не полезет драться... Ну, ничего, она и сама справится!
      Поднявшись на четвёртый этаж, Белла нашла нужный номер и направила палочку на дверь.
      - Аллохомора.
      Она бы не удивилась, встретив защитные чары, но их не было. Обнаглели! Думают, что война кончилась. Она вошла и огляделась. Да, красивый номер… Вот, как живут победители. Антикварная мебель, картины, уютный полумрак, толстый ковёр, который гасит все звуки. Из-за неплотно прикрытой двери сочится свет. И удивительно тихо…
      Сбросив плащ, Белла распахнула дверь и встала на пороге, вскинув палочку в боевую позицию. Она ожидала увидеть милую семейную идиллию, но в комнате был только Снейп. Он сидел за столом и делал какие-то пометки в исписанных листах.
      - Проходи, Белла.
      Он не был удивлён…
      - Узнал всё-таки!
      Он взглянул на неё и чуть заметно улыбнулся.
      - Тебя невозможно не узнать. И невозможно ни с кем перепутать. Проходи, садись, - он повёл пером в сторону кресла, - я освобожусь через минуту.
      И в самом деле, через минуту, убрав бумаги, Снейп вышел из-за стола. Налил вина и протянул один фужер Белле.
      - За встречу.
      - Отравить хочешь?
      Он пожал плечами.
      - Рискни, - и пригубил вино.
      Белла сверкнула глазами и опрокинула бокал на ковёр. Подняла палочку.
      - Я тут не рассиживаться с тобой пришла, Иуда!
      Он был абсолютно спокоен и даже не подумал защищаться.
      - Как живёшь, Белла?
      - Твоими молитвами! Круцио!
      Но заклинание не возымело эффекта. Снейп усмехнулся.
      - Я тоже рад тебя видеть.
      Её затрясло от бешенства и страха. Что произошло? Почему?
      - Чтобы заклинание сработало, нужно хотеть причинить боль, наслаждаться самой мыслью о ней, не так ли? – и, взяв её за кисть, Снейп мягко опустил руку.
      - Ах да! Ты же у нас профессор! Ну, почитай мне лекцию!
      - Спешу сообщить, что я уже не профессор. Просто обычный скромный учёный.
      - Что ж так? Не ценят?
      - Не язви. Плохо получается. Сарказм – МОЙ конёк, – он продолжал держать её за руку. - Сегодня ты меня напугала...
      ***
      …Он и в самом деле здорово испугался, увидев Беллу. Нет, конечно, он понимал, что они в любой момент могут столкнуться с жаждущими мести поверженными противниками. Спокойствие мирного времени не обманывало его. И испугался он не за себя. Рядом была Гермиона и их ещё не рождённый малыш.
      Поэтому, вернувшись в номер и уложив жену отдохнуть, он отправил срочное сообщение Поттеру. Почти ничего не объясняя, Снейп потребовал под любым предлогом вытащить Гермиону в Лондон хотя бы до утра. И оставшееся до её пробуждения время ходил по комнатам, внимательно прислушиваясь к каждому шороху, готовый отразить любую атаку…
      Через два часа девушка проснулась и выбрела из спальни, кутаясь в непомерно огромный махровый халат. Ему пришлось сделать безмятежное выражение лица, и она немедленно забралась к нему на колени, тёплая, душистая, ласковая... Северус обнял её, зарылся лицом в волосы. Мой самый родной на свете человечек... И в этот момент в камине появилась голова Поттера. Он смутился, увидев семейную сцену, и робко спросил, не смогла бы Гермиона помочь им вскрыть тайник, обнаруженный в доме чёрного мага.
      - Извини, я понимаю, что вы в отпуске. Но там какие-то сложные защитные чары. Взломать можно, только, боюсь, что тогда содержимое тайника будет уничтожено. Мы подобрали литературу, но нужно хорошо знать древние руны. Да и вообще, ты сумеешь сделать за несколько часов то, на что нам потребуется неделя. А мы не можем ждать. Вдруг в тайнике не только магические артефакты, но и пленники?
      Снейп слушал Поттера и изумлялся всё больше и больше. Однако! Мальчишка научился врать совершенно виртуозно. Профессия аврора виновата, или семейная жизнь сказывается? А Гермиона прониклась важностью просьбы и бросилась одеваться.
      Она исчезла в камине, получив в напутствие от мужа приказ поесть, не перетруждаться и лечь спать не позднее полуночи. Поттеру достался строгий взгляд. А то вздумает ещё предлагать свою помощь…
      Проводив Гермиону, Снейп наложил на весь номер гасящее заклинание. Эта новая разработка Отдела Тайн была недавно взята на вооружение авроратом и уже принесла немало пользы. В зоне действия заклинания волшебные палочки не действовали. Это сбивало с толку колдунов и давало аврорам немало преимуществ. Северус улыбнулся. Гасящее заклинание было его изобретением, одним из самых безобидных. Вообще же, в Отделе Тайн он занимался самыми сложными и головоломными проектами. Это было очень интересно, но создавало определённые сложности с Гермионой, её трудно было убедить, что его работа безопасна. Впрочем, Снейп столько лет водил за нос Воландеморта, что приобрёл немалый опыт…
      Да, опыт - незаменимая вещь. Приготовившись, он спокойно ждал, уверенный в своих силах. Чтобы скоротать время, принялся вычитывать новую рукопись. И когда уже за полночь на пороге картинно появилась Белла, даже обрадовался, ведь любая опасность лучше неопределённости. И вот теперь, глядя ей в глаза, он вел разговор, изящно скользя по тонким граням правды и лжи…
      ***
      … - Напугала?
      Белла удивлённо смотрела на Снейпа, ожидая подвоха. Но он был совершенно серьёзен.
      - Ты выглядела ужасно. Сама на себя не похожа. Плохо живёшь? Не ожидал, Белла…
      Она окончательно растерялась. Женщина готовилась к схватке не на жизнь а на смерть, а вовсе не к задушевным разговорам.
      Снейп внимательно вглядывался в её лицо. Ему даже не была нужна легилименция, чтобы понять, что у неё на душе. Растеряна, не пытается закрываться, очень нервничает… Ну, не удивительно. Она явилась сюда открыто, чтобы драться и умереть, она ждала проклятий и ненависти. Не будет тебе ничего такого. Не хочу я с тобой воевать…
      - Да какое тебе до меня дело?
      Он вздохнул. Ему было дело. Конечно, проще всего было бы натравить на неё авроров. Но для этого надо быть законченным подонком. Ведь Белла никогда не была закоренелой убийцей. Озлобленная, несчастная, взбалмошная, да. Но подлинной жестокости в ней не было, хотя она и вела себя как последняя мерзавка.
      В былые годы он опасался её свирепой преданности Лорду, и при определённых обстоятельствах убил бы, не задумываясь. Да и сегодня, поджидая её, он не исключал для себя такой возможности, но теперь…
      Ему стало жаль её. Да в чём она виновата? В том, что влюбилась сдуру не в того человека? С её понятиями о чести, с её доблестью и отвагой… И что она нашла в этом красноглазом уроде? Впрочем… Северус усмехнулся. А что Гермиона нашла в нём самом? На свой счёт он не обольщался. Не красавец, не юноша, не богач, а напротив – книжный червь, педант, да и характер тяжёлый. А вот поди ж ты!
      - Я не думал, что ты станешь себя хоронить. Ведь ты – потрясающая женщина, и вдруг…
      Внезапно Белла почувствовала подступающие рыдания.
      - А для чего мне жить? Кому я нужна? – её снова затрясло, - вокруг пусто, пусто, никого нет! Все трусы или предатели вроде тебя!
      Снейп помрачнел. Одиночество. Как хорошо он знал это обессиливающее чувство! Ты никому не интересен, и всем на тебя наплевать. Умри - и завтра о тебе никто не вспомнит. Действительно, для чего жить? Многие в таких условиях спивались. А Белла ещё пытается хорохориться. Нарядная, решительная, а в глазах беспросветная тоска…
      Он покачал головой.
      - Мне тоже пришлось нелегко. Это правда. И предателем меня считаешь не только ты. Но жить всё-таки нужно. Поверь, оно того стоит.
      Она вскочила.
      - Стоит?! Ненавижу! Ненавижу вас всех!
      - Зря. Зачем растрачивать себя на ненависть? Посмотри на себя. Ты же красавица. Да помани ты пальцем, и все мужчины будут у твоих ног. Ты молодая, умная, энергичная, у тебя вся жизнь впереди.
      - Жизнь? Эта проклятая грёбанная жизнь? Ты что, рехнулся? Да если меня найдут, то посадят до конца дней!
      Он поморщился.
      - Белла, ну что за тон? И лексикон? Ты же аристократка…
      Она истерически расхохоталась.
      - Вспомнил!
      - Я никогда об этом не забывал. А тебе хочу напомнить, что кроме магического мира есть ещё и мир магглов.
      - Чего? – она фыркнула.
      - Ну, зачем столько презрения? Ты же ничего не знаешь об этом мире. Что ты видела? Трущобы?
      Её глаза сверкнули.
      - Ты-то сам где вырос? Напомнить?
      Он вдруг мягко рассмеялся.
      - Убила! – и шутливо поднял руки.
      Белла была окончательно сбита с толку. Это не Снейп, это какой-то незнакомец! Прежний зельевар - мрачный, сдержанный и холодный - никак не соединялся в её сознании с этим обаятельным, ироничным, и уверенным в себе мужчиной. У неё даже мелькнула дикая мысль об оборотном зелье. И она совершенно не понимала, как себя с ним вести.
      А он заглянул ей в глаза и тихо сказал:
      - Мир магглов огромен. И он отчаянно нуждается в таких женщинах как ты. Повелительницах, королевах, звёздах. Подумай о том, что среди них у тебя будет огромное преимущество. Ты ведь ведьма.
      Его голос завораживал, манил, обещал сказку... Он будил в ней потаённые мечты, заставлял вспомнить былую гордость. Слава, власть, преданные поклонники… Перед глазами встала её теперешняя жизнь, и Беллу замутило от отвращения.
      - Я не смогу.
      - Сможешь.
      - Да пошёл ты! Учить других жить - много ума не надо! А я мёртвая, мёртвая! Давно! Ненавижу… всех… вас… всех… уничтожу… убью… - её крики перешли во всхлипы.
      Внезапно она почувствовала на своём лице его пальцы, он вытирал ей слёзы. А ласковый мягкий голос всё утешал и уговаривал.
      - Ну, не надо. Не отчаивайся. Ты живая. Живая. Видишь, у тебя тёплая кожа. У мертвых так не бывает. Не надо бояться жизни, Белла…
      Всё вокруг поплыло. Мужские руки… Давно забытое ощущение... Тихая ласка и тепло… Её заколотило. Цепляясь за остатки самообладания, она попыталась оттолкнуть его.
      - Отойди.
      В ответ он прижал её к себе.
      - Нет.
      - Я тебя убью!
      - Ну, разумеется, - и его пальцы вплелись в её волосы.
      - Мерзавец!
      - Конечно, - согласился он и накрыл губами её губы…
      ***
      Его поцелуй был горячим и властным. Белла задохнулась, задрожала и обмякла в его руках. Когда Снейп отстранился, с трудом переводя дыхание, она, всё ещё пытаясь сопротивляться, брякнула несусветную глупость:
      - Что ж ты так? А молодая жена?
      Как будто её это волновало…
      Он хладнокровно ответил:
      - Она уехала, - и снова принялся её целовать.
      А, пропади оно всё пропадом! И она ответила на его поцелуй.
      - Никогда не мог понять Лорда, - шептал Снейп, скользя губами по её шее, - не обращать внимания на ТАКУЮ женщину. Да по тебе сходили с ума все его последователи…
      Она тяжело дышала. Её тело бурно отзывалось на ласку, она таяла, и, хотя всё ещё пыталась взять себя в руки, чувствовала, что окончательно теряет над собой контроль…
      - И ты тоже?
      Снейп взглянул ей в глаза. В его зрачках мерцали лукавые огоньки.
      - Ну почему же нет? – и принялся расстёгивать её платье.
      - Ты изменился…
      - Я просто начал изучать вселенную под названием «женщина», и понял, что счастливые глаза любимой стоят власти над миром.
      - В самом деле? Не может быть...
      - Не смейся. Каждый человек – мир. Подумай об этом, - её платье с мягким шорохом упало на пол, - и не отталкивай любовь, глупышка…
      Что он делает? Как она допустила? Она же пришла его убить! Снейп покрывал поцелуями её тело, и это было так волшебно и невероятно! Она уже ничего не соображала, водоворот чувственности затянул её, гася последние искры разума, растворяя в себе ненависть и боль... Не осталось ничего, кроме его железных рук, жадных поцелуев и неистовой, жгучей ласки. Белла вдруг осознала, что лежит в постели, прижимаясь к его горячему обнажённому телу, сгорая от желания. Только не останавливайся, только... да-а-а! Она видела его потемневший взгляд и уносилась куда-то на волне блаженства. Предатель. Он предатель. Нет-нет, он был верен, но другой стороне… Боже, что это? Так её не ласкал никто! Требовательно, неутомимо, даже жестоко… Ещё, ещё! Он не предатель, он просто враг… Я забыла, забыла, что значит быть женщиной. А-а-ах! Стены спальни отражали эхо страстных стонов.
      - Мерлин… О, Мерлин!
      - Меня зовут Северус.
      Его глаза смеялись… И она безотчётно смеялась в ответ. Снейп хотел её! Он - холодный и безразличный, обладатель жены, которая была вдвое её моложе! И вот он шепчет ей страстные слова, и занимается с ней любовью… В мгновение ока она постигла тайну могущества всех женщин. Как это просто! Не хитроумные заклинания, не боевая мощь… Нет, надо быть такой красивой и желанной, чтобы даже твой враг не мог устоять перед тобой!
      Белла обнимала его за плечи, сливаясь с ним, и кровь пела у неё в ушах… Сейчас она заставит его потерять самообладание! И, отвечая страстью на страсть, она ласкала тело мужчины, целуя, кусая, пока не почувствовала его дрожь, и не услышала яростное рычание…
      Ослепительная вспышка. Ликующий крик. И усталая нега затопила её…
      ***
      …Белла разглядывала интерьер, стараясь не смотреть на Снейпа, лежащего рядом с ней. То, что сейчас произошло, не укладывалось у неё в голове. Это было дико, неправильно, но ей нравилось это безумие. Она чувствовала себя будто на облаке, беспричинно счастливой и совершенно невесомой. Будто в сердце зажглось солнце, согревая и наполняя своим светом её тело и душу. Но он же её враг… Он - враг? Ведь война давно кончилась… Как оказалось… Пытаясь скрыть дурацкое смущение, женщина указала на старинную вазу, в которой стоял пышный букет чайных роз, и с насмешкой спросила:
      - Любишь розы?
      Снейп пожал плечами.
      - Это входит в сервис. А меня цветы интересуют только с точки зрения их пригодности для зелий.
      - Розы… Как тривиально…
      - Любишь что-то другое?
      - Тюльпаны! – в её словах прозвучал вызов. Но Снейп не принял его.
      - Я мог бы догадаться, - протянул он, - ведь тюльпан символизирует мужество?
      - Ещё доблесть и славу.
      - А также прекрасного любовника, - он неторопливо обнял её и заскользил руками по телу…
      - Когда ты успел изучить значения цветов? – она не смогла сдержать стон.
      - Я всесторонне развитый, - промурлыкал мужчина. Ну, не говорить же ей, что всю информацию об этой ерунде он только что вытащил из её памяти!
      - Уйди! – Белла шутливо оттолкнула его, - Ты вообще понимаешь, что я здорово могу испортить тебе жизнь? Укрывательство беглой преступницы…
      - Можешь, - спокойно согласился Снейп, - а тебе это надо?
      Она разглядывала его невозмутимое лицо. Странный он всё-таки… Страстный любовник, для которого нет запретов, и в то же время скучный зануда. Цветы для зелий, ну и ну!
      - Живи спокойно, - она милостиво взмахнула рукой, - только, пожалуйста, не воображай, что я люблю тебя, Снейп.
      Он улыбнулся.
      - Ну и что? Не люби. Ведь от этого ты не становишься менее очаровательной.
      Она сама притянула его к себе, и, прежде чем раствориться в ласках, успела услышать его довольный смешок…
      ***
      Когда она снова вынырнула из сладкого беспамятства, в её руке оказался бокал с искрящимся золотым вином.
      Снейп шутливо отсалютовал ей.
      - Твоё здоровье, Белла.
      Она попробовала и капризно сморщила нос.
      - «Шабли»…
      - Хочешь что-то другое?
      Она дерзко усмехнулась.
      - «Шамбертен» 71 года.
      - Изысканный выбор.
      Ничуть не стесняясь своей наготы, он поднялся, снял трубку телефона и заказал вино.
      - И ты можешь себе это позволить?
      - Я ХОЧУ себе это позволить. Кроме того, благородное вино императора - прекрасное дополнение к твоему обществу.
      Женщина засмеялась, упиваясь двусмысленным комплиментом.
      Раздался деликатный стук, и Снейп вышел. Вернувшись, он открыл пыльную бутылку, и по комнате поплыл тонкий аромат черешни, лакрицы и сладких фруктов. Запах роскоши, запах лета…
      Они молча выпили.
      - Мммм. Великолепно, – она решила подразнить мужчину, - а если ночной официант доложит твоей жёнушке, чем ты сейчас занимаешься?
      Снейп пожал плечами.
      - Сотру ему память.
      - Ай-яй-яй! Нехорошо обижать бедных магглов!
      Он иронично повёл бровью.
      - Кого волнуют магглы?
      Он ещё и циник!
      Белла потянулась, словно сытая кошка, и проворно выбралась из постели. Грациозно покачивая бёдрами, подошла к окну. Было что-то утончённо-развратное в том, чтобы обнаженной смотреть с высоты на Елисейские поля и смаковать старое вино…
      Снейп с усмешкой наблюдал за ней.
      - Нравится вид?
      Она кивнула.
      - Мне тоже.
      Белла взглянула на него с недоумением. При всём богатстве своего воображения она не могла себе представить Снейпа, любующегося пейзажами.
      Уловив её изумление, он беззвучно рассмеялся.
      - Посмотри на себя.
      Ах, вот о каком виде он говорит! Белла фыркнула и шагнула к огромному зеркалу.
      Оттуда на неё смотрела женщина в щедром расцвете своей красоты. Нежный румянец белой кожи, высокая и пышная грудь, алые губы и тёмные, загадочно мерцающие глаза… Волосы рассыпались по плечам, словно чёрный водопад. Она запрокинула голову, внимательно разглядывая себя. Хороша…
      Снейп откинул одеяло.
      - Иди сюда.
      - Да ты просто ненасытен!
      - Белла, твоя внешность способна воскресить мёртвого.
      Женщина иронично уточнила:
      - Или У мёртвого? – и пошла к нему.
      - Сейчас разберёмся, бесстыдница, - и, схватив за талию, он ловко опрокинул её на кровать…
      ***
      В окна било сияющее умытое утро. Безумная ночь миновала, и пора было уходить. Уже одетая, Белла наводила последний лоск перед зеркалом. Она снова чувствовала растерянность и непонятное смущение. В мыслях был полный разброд…
      Снейп молча наблюдал за её сборами.
      Наконец, она повернулась к нему.
      - Я пойду.
      Он церемонно поклонился и не сказал ни слова.
      Белла вздохнула, подняла с пола плащ-невидимку и накинула на себя. Но внезапно Снейп властным жестом сорвал его и отшвырнул в сторону.
      - Прекрати прятаться. Тебе нечего стыдится, Белла! Пусть видят!
      Эти слова прозвучали как гонг. Женщина вскинула голову и выпрямилась. В её глазах вспыхнул былой блеск.
      - Ты прав.
      Она шагнула за порог, грациозно и гордо. Победительница. Королева. Звезда.
      Небрежно бросила:
      - Прощай, Снейп.
      И дверь закрылась…
      ***
      Наконец-то один!
      Северус откинулся в кресле и покачал головой. Ну и спектакль… Слава богу, всё кончилось. Всё-таки быть настолько не самим собой – очень трудно. Как, наверное, и любой шпион, он был неплохим актёром, но играть ловеласа, сибарита и циничного аристократа – было слишком даже для него. Тут нужен Люциус... Он усмехнулся и устало потёр лицо. Не выспался, чёрт!
      Прикрыв глаза, Снейп прислушался к своим ощущениям. К утру действие гасящего заклинания кончилось, и, провожая Беллу, он незаметно наложил на неё следящие чары. Какое-то время придётся за ней присматривать. Сейчас она… Да, идёт к себе.
      Северус взмахнул волшебной палочкой, приводя номер в порядок, а потом распахнул окна. Не надо, чтобы кто-нибудь узнал. И в первую очередь Гермиона. Он не хотел ранить свою девочку. Всё произошедшее этой ночью не имело для него никакого значения, но ведь никому не объяснишь, что сегодня он был не любовником, а, скорее, врачом…
      Хотя… Может быть, это было ужасно, но он ни в чём не раскаивался. Ведь истинная победа заключается не в том, чтобы уничтожить противника, а в том, чтобы привлечь его на свою сторону. Очень по-слизерински… Из Беллы было необходимо вытряхнуть дурь, и одними душеспасительными беседами здесь было не обойтись. Но, кажется, ему всё-таки удалось вернуть ей чувство собственного достоинства и пробудить вкус к жизни. Теперь ей некогда будет вспоминать старые обиды и носиться с планами мести. Ей захочется новых впечатлений и побед, и она с азартом начнёт осваиваться в новом для себя мире магглов.
      И Мерлин с ней!
      Скорей бы вернулась Гермиона! Он не видел её всего несколько часов, но успел соскучиться. Северус представил, как она выберется из камина и примется рассказывать про загадочный тайник и хитрые чары тёмного мага, как будет делиться мыслями и предположениями. Его любимая настырная всезнайка... Он поймал себя на том, что мечтательно улыбается. Каким наслаждением было просто видеть её, слышать её голос и смех, заглядывать в сияющие глаза! Может не ждать, а отправиться к ней самому? Моя малышка… Никому не дам тебя в обиду. Лёгким ознобом прошло воспоминание о вчерашнем страхе. Не заметь он тогда Беллу, и сегодняшняя ночь могла бы стать настоящим кошмаром. Ну, будем надеяться, что теперь эта женщина не собьётся с пути истинного. Надо бы закрепить результат, а то мало ли что...
      Снейп задумчиво уставился в окно. Да, это хорошая мысль. Кажется, здесь поблизости есть цветочный магазин. А потом можно и в Лондон…
      ***
      Белла собирала вещи. Впрочем, большую часть из них она решила бросить. Не хватало ещё тащить с собой в новую жизнь все эти напоминания о прошлом унижении. Она уже знала, с чего начнёт. И пусть только попробуют её остановить!
      Кто-то постучал. Ну, кого там чёрт несёт? Белла поморщилась и резко распахнула дверь. На пороге стоял посыльный – молодой парень. В руках он держал роскошный букет огненно-красных цветов.
      - Извините, я правильно попал? – посыльный, видимо, хотел уточнить адрес, но взглянул на Беллу и остолбенел. Его можно было понять. Ведь трудно ожидать, что замызганную дверь ночлежки тебе откроет такая ослепительная женщина!
      - Мадам… Это… Ну, - парень начал заикаться и мямлить, - Вот. Это Вам.
      Белла взяла букет. Тюльпаны. Пламенеющие, яркие… Когда ей последний раз дарили цветы? Чуть ли не в день свадьбы...
      - Мадам, там ещё записка.
      - Благодарю. Можете идти, - и она царственным жестом отпустила мальчишку. Конечно, полагалось дать чаевые, но Белле вдруг стало интересно, как поведёт себя парень. Потребует? Или будет мяться у порога?
      Но, похоже, её женское очарование разило насмерть. Оглушённый и растерянный, посыльный попытался уйти, развернулся и врезался в косяк. Белла расхохоталась, а бедный парень, покраснев как рак, поспешил ретироваться.
      Всё ещё улыбаясь, Белла сняла блестящую, прозрачную упаковку и взяла цветы в руки. С ними было что-то не так. Они едва заметно мерцали, отчего обнаженное пламя лепестков казалось ещё ярче. Пальцы покалывало. И Белла вдруг узнала заклинание невероятной мощи, которое сохранит цветы свежими на долгие годы.
      Тюльпаны. Свидетельство её триумфа. Признание её достоинств. Обещание новых побед...
      Белла небрежно развернула записку, и на её губах заиграла гордая улыбка. В записке было всего три слова.
      "Доблестной и отважной."
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: G
      Пейринг: ГГ/СС
      Жанр: angst
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг.
      Саммари: «Так и вы теперь имеете печаль; но я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше…»
      Предупреждение №1: AU, ООС, POV Гермионы
      Предупреждение №2: Немного мата и всякие ужасы. Почти кафкианский бред. Впечатлительным особам лучше не читать.
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      С улицы веет горячим душным воздухом. Он пропитан тяжёлым запахом роз. Утомлённо прикрываю глаза и, отложив перо, разминаю затёкшую руку. Сегодня невыносимо яркий день. Тягучий, будто застывший, летний, знойный... В продуваемой всеми ветрами Шотландии это редкость. Горячее марево свинцом давит на сердце.
      Или это просто тревога?
      Дети веселятся вовсю, я слышу смех. Звонкий Виктории и отрывистый, ещё неумелый - сына. Но эти звуки не радуют, а ввинчиваются в голову резкой сверлящей болью.
      Да что со мной?
      Выглядываю в окно. В глаза бьёт яркая зелень сада. Яблони покачивают ветвями, а цветущие розы горделиво рассыпали свои бутоны среди тёмных листьев. Из них делают погребальные венки…
      Страх ледяной лапой продирает по позвоночнику. Что? Почему?
      Северус!
      Вскакиваю с бешено колотящимся сердцем, перо летит на пол.
      Господи, да что это я? Всё хорошо, он в школе, сейчас у него самая жаркая пора, экзамены…
      Что-то случилось!
      Меня трясёт. Срываюсь с места и бегу, слетая вниз по лестнице. В светлой гостиной Эдька пытается ползком догнать старшую сестру. Она хохочет и показывает язык, вредина. У неё такие методы, она вся в отца, - если дразнить брата, то он постарается и начнёт ползать лучше. А может встанет и побежит. Она его очень любит, таскает на руках, шлёпает и рассказывает сказки. Мама сидит в кресле, читает и наблюдает за проказами внуков. Какая мирная картина. Будто перед концом света…
      Как вы можете быть так спокойны?!
      Выскакиваю во двор. Уютный ухоженный двор с разбросанными игрушками.
      - Ассио, метла!
      Предчувствие беды гонит меня к тебе. Ненавижу полёты! Почему не воспользоваться камином? Не знаю. Меня ведёт сумасшедший страх, и ужас от вида проваливающейся вниз земли только подхлёстывает, заставляя лететь быстрее. Под ногами смазанная панорама деревни. А впереди древний замок, плотной чёрной громадой врезающийся в небо, пронзающий его пиками своих каменных башен…
      Вот оно!
      В синем воздухе расплывается пятно дыма. Клуб черноты, будто рваная клякса. Что-то случилось! Я знала, знала!
      Замирает сердце. И тело сжимается в ледяной комок. Успеть, только бы успеть! Стремительный ветер разрывает грудь. Глаза слезятся, но я пристально вглядываюсь в плотную пелену леса, силясь увидеть врагов. Зачем здесь так много деревьев?
      Хогвартс вдруг оказывается рядом, а кромка Запретного леса - за спиной. В уши бьёт рёв. В одну секунду я охватываю глазами всю картину, и сердце пропускает удар.
      Драконы.
      Откуда здесь эти твари?
      Они бесятся во дворе замка, взрывая своими тушами зелёные нежные газоны. Краем глаза вижу стайки удирающих ребятишек и мечущуюся МакГонагл, которая, словно наседка, собирает отстающих… Воздух вспарывает мощный столб огня. Он обнимет стену замка, и нестерпимо сверкают стёкла, полыхая оранжевым светом, будто отражая закат… У драконов достаточно волшебной силы, чтобы пробить магическую защиту!
      Взвивается вверх змеиная шея, мелькает жёлтый звериный глаз с вертикальным зрачком…
      - Коньюктивитус!
      Дракон яростно мотает головой, подаётся назад, и я вижу тебя. Ты стоишь так близко от бушующих тварей и держишь щит, не пуская их к стенам, давая студентам время укрыться…
      - Северус!
      Пикирую вниз. Ты вскидываешь голову, твой взгляд полон ярости.
      - Убирайся!
      - Все ушли! Я видела сверху!
      - Вот отсюда!
      Я поворачиваюсь к драконам.
      - Импедимента!
      Мы разберёмся потом. И пусть ты меня изругаешь на чём свет стоит, но я не уйду.
      Ты атакуешь. Плечом к плечу мы отводим огонь, тесним огромных зверей. Пытаемся теснить…
      Сколько их тут? Четыре, пять? Нога проваливается в свежевспаханную борозду, падаю на одно колено. Трава обуглена... И прямо мне в лицо летит стена огня.
      - Протего!
      Выкладываюсь, увеличивая щит, судорожно оглядываюсь. Ты здесь. Ты совсем близко. Взметнулись волосы, неуловимо-быстрый выпад:
      - Ступефай!
      Рву заклятие щита и присоединяюсь к тебе. Лучи наших палочек сливаются, образуя яркое копьё света. Дракон буквально становится на дыбы. Частью сознания изумляюсь – какой же он огромный. Куда там слонам… Его крылья закрывают полнеба. Он вздымается всё выше, словно чешуйчатая живая башня, и вдруг рушится, опрокидываясь назад, сверкая жёлтым брюхом…
      Кто-то привёл драконов. Кто-то решил напасть на Хогвартс! И вдруг я вижу, как за огромной тушей мелькает человеческая фигурка.
      - Петрификус Тоталус!
      Попала или нет?
      Ты быстро произносишь гасящие заклинания, очерчивая полукруг. Осталось ещё три дракона…
      Мы одновременно взмахиваем палочками и атакуем. Вы считаете, что в ваших руках сила? Нет! Вам не пройти мимо нас!
      Драконы ревут, плюются огнём, один разворачивает крылья…
      - Ступефай!
      Хором. И так и не взлетевший зверь заваливается набок. Хоть бы придавил кого-нибудь из нападающих! Где они, кстати? Почему их не видно? Трусят? Ждут удобного момента? Надеются, что нас измотает схватка? На границе зрения мелькает красная вспышка. Подмога! Смеюсь и снова атакую.
      Теперь дело пошло веселей. Через пару минут удалось утихомирить ещё одного дракона. И тогда пошли вперёд те, кто их привёл.
      Замелькали разноцветные вспышки, сплетаясь в смертельном узоре боя. Я не узнаю лиц… Они будто болотное порождение тьмы… Я сражаюсь, но одновременно вижу тебя. Ты фехтуешь волшебной палочкой, твои глаза презрительно сощурены, а на лице застыло холодное выражение. Ты смотришь на врагов, будто на нерадивых студентов. Зачем они сюда сунулись, глупцы? Разве им выстоять против тебя! Ты раскидываешь нападающих, словно кегли. Я иду чуть позади, мне остаётся только отражать редкие боковые атаки. Я прикрываю, откровенно любуясь тобой. Ты так красив сейчас в горячке вдохновенного боя!
      Через несколько минут мы уже переводим дыхание, пытаясь понять, кончилось всё или нет.
      Нет! Ещё сражается МакГонагл, и Флитвик бьёт по утихомиренным, но ещё взрыкивающим зверям заклятьями. Смеюсь. Вот будет Хагриду подарочек! Восторг боя ещё кипит в крови. Вдалеке раздаются крики. О, Мерлин, от ворот к Хогвартсу бежит целая толпа! Я вскидываюсь, они ещё далеко, надо встретить их на подступах! И вдруг понимаю, что это авроры. Меня окатывает волной облегчения. Теперь всё! Но внезапно раздаётся дикий рёв, и воздух надо мной раскалывает поток огня.
      Один из драконов очнулся и с яростным воем пытается встать на ноги. Он слишком близко от замка! Я вижу, что ты бежишь к нему, мчусь следом, и снова наши заклятия сливаются в одно, оглушая неугомонное животное.
      Он падает, распластывая крылья, и вдруг из-за них выскакивает маленькая серая фигурка, почти неразличимая на фоне чёрного тела. Я замечаю её, лишь когда яркий зелёный луч пронзает тёмный от тени крыльев воздух и бьёт тебя в грудь.
      Время останавливается. Я вижу, как удивлённо дрогнули твои брови, ветер разметал чёрные пряди…
      Ты навзничь падаешь в траву. А я тупо гляжу, как рядом с горой драконьего тела прыгает худая изломанная женщина.
      - Я убила Северуса Снейпа!
      Беллатрикс… На ней серая тюремная роба. Значит опять был побег… Вот почему я никого не смогла узнать. Бесформенные балахоны, да и лица изменились в Азкабане…
      Почему они никак не угомонятся? Это дурацкое нападение. В памяти всплывают твои слова – «эхо войны».
      - Я убила Северуса Снейпа!
      Поднимаю руку, и изумрудный луч обрывает безумную пляску. Женщина падает будто пустой мешок. Сумасшедшая марионетка давно мёртвого кукловода…
      Какое-то время я смотрю на неё, а потом опускаюсь рядом с тобой на обожженную горячую землю. От уцелевших кустиков пожухшей опалённой травы ощутимо тянет гарью…
      - Пойдём отсюда…
      Мне страшно. Тяну тебя за рукав. Вставай! Ну, что же ты? Всё кончено! Поднимайся. Меня бьёт крупная дрожь. Ты лежишь, разбросав руки, глядя в небо из-под прикрытых ресниц. Нет-нет, этого не может быть, ведь твоё лицо так спокойно… Вставай! Не хочешь? Ну, хорошо, отдохни. А я тут, рядышком.
      Устраиваюсь у тебя под боком, обнимаю и кладу голову тебе на плечо. Я люблю так засыпать тихими вечерами... Только дома не пахнет гарью, и нет такого пронзительного солнечного света. Вот, мы сейчас отдохнём, а потом встанем и пойдём домой. И ты меня будешь ругать. Улыбаюсь, припоминая все твои язвительные реплики. Я давно уже выучила их наизусть, хотя ты на редкость разнообразен в своём сарказме. А сейчас для меня они прозвучат музыкой. Я не обижусь, я же знаю, это потому, что ты испугался за меня…
      «Я убила Северуса Снейпа!»
      Медленно глажу тебя по груди. У меня трясутся руки. Нет, это просто от усталости. Этого же не может быть, правда? Ведь на тебе нет ни одной раны. Глупость какая…
      Поднимаю голову. Рядом кто-то стоит. Неважно. Ну их всех. Ладно, давай подниматься. Тормошу тебя. Почему ты не двигаешься? Ты чего? Ну, вставай же! Что ж, хорошо, я знаю что делать, сейчас тебе надоест притворяться! И не обижайся, сам напросился.
      Я склоняюсь к твоему лицу, нежно глажу щёку и целую. В самые губы. Они такие тёплые и мягкие. Ох, нельзя увлекаться, а то твоему возмущению не будет предела. В некоторых вопросах ты ужасно старомоден. Проявлять чувства на людях! Да вы что? А тем более целоваться! Ты никогда не позволяешь себе этого, всегда оставаясь жёстким и сильным человеком. Но я знаю, что ты так себя ведёшь просто потому что стесняешься… Отчаянно стесняешься обнажить хоть краешек своей души. Оттого и одежду носишь такую. Ты вечно закован в строгую броню. Я не спорю, тебе так легче, слишком глубокие раны оставило тебе прошлое. Вот и сейчас, ты оттолкнёшь меня и прошипишь: «Нашла время. Прекрати немедленно!» Нет, молчишь… Да что с тобой?! Очнись, очнись же!
      «Я убила Северуса Снейпа!»
      И вдруг внезапное понимание обрушивается на меня. Ты мёртв?! Нет! Не может быть! Хватаю тебя за одежду и трясу, безжалостно хлещу по щекам. Нет, ты не мог! Да что же это? Какой-то дурацкий лучик света, и человек, который должен быть, просто обязан быть… Ну же, приди в себя! Ты не отвечаешь, лишь голова склоняется набок от пощёчин, а ты всё так же смотришь куда-то вдаль…
      - Миссис Снейп…
      Кто-то берёт меня за плечо. Я стряхиваю эту руку. Нет, нет, наверное, ещё можно помочь. Что же вы стоите? Что? Вы! Все!!!
      Они стоят вокруг скорбной молчаливой толпой. Они уже примирились с твоей смертью, и это их согласие - вот именно оно! - и убивает тебя! Сволочи!
      Кто-то уже поднимает тебя на носилках. Да-да, надо скорей, надо в больницу… Чьи-то руки отводят прядь волос с твоего лица. Ты не возражаешь и всё смотришь куда-то… Ты позволяешь чужим рукам прикоснуться к тебе. Этого не может быть!
      Боже…
      Ты умер.
      Боже…
      Темнеет в глазах. Пытаюсь сделать шаг. Обугленная чёрная земля вдруг встаёт дыбом и бьёт меня по лицу…
      ***
      Темно… Холодно… Как холодно… Впрочем, неудивительно, на мне лишь тонкая ночная сорочка.
      Тихо крадусь по ночному коридору. Надо ещё тише, как можно тише. А то, кто-нибудь придёт и заставит вернуться в Больничное крыло. А что я там забыла? Я там уже всё осмотрела и не нашла тебя. Но я найду. Я непременно найду!
      Спите, спите! Я вас не потревожу, и не буду зажигать волшебную палочку. Мне хватит и луны. Квадраты бледного света на полу. Я стараюсь обходить их. Кто его знает, вдруг кто-нибудь захочет помешать? Вот и твой кабинет. Шепчу пароль, но горгулья и не думает шевелиться. Так. Ты сменил пароль? Ладно. В твоем кабинете обязательно есть открытое окно. Надо раздобыть метлу!
      Я поворачиваюсь и, словно кошка на мягких лапах, бегу вниз по бесконечным лестницам. Ступени жёстко ударяют по пяткам, потому что я босиком. Это хорошо, никто меня не услышит… Перепрыгиваю исчезающие ступеньки, тихонько отсчитываю повороты… Вот и первый этаж. Надо только пройти мимо Большого зала и взять в подсобке метлу. Я тихонько крадусь вдоль створок огромных распахнутых дверей.
      Странно, там горят свечи. Около учительского стола. И что-то такое большое… Меня словно толкает кто-то, и я потихоньку вхожу в зал.
      Ты здесь. Ты лежишь на помосте как-то удивительно прямо и неестественно. Вокруг стоят тяжёлые золотые подсвечники. В неверном трепещущем свете свечей проносятся тени… Я смотрю на твое бледное лицо, твой неизменный чёрный сюртук. Сейчас ты похож на мраморную статую. Почему? Ах да, они говорят, что ты умер…
      Мой родной… А что ты лежишь здесь один? Я пришла. Видишь? Тебе свет не мешает? Ведь бьёт прямо в глаза… Мой любимый, мой хороший. Знаешь, я соскучилась. Я тебя уже так давно не видела! Из глаз льются слёзы, но я улыбаюсь. Вот и ты. Тихонько глажу твоё лицо.
      Какой ты холодный! Замёрз! Ты замёрз! А эти! Не могли согреть! Тоже мне, друзья и коллеги! Подожди, подожди… Я наколдовываю тёплый плед и укрываю тебя. Сейчас станет лучше. Ну, как же ты так? Ведь твое тело всегда такое горячее, ты никогда не боялся холода! Столько лет в подземельях, сам шутишь, что у тебя уже иммунитет. Ты даже в мороз никогда не одеваешь шапку, сколько я не прошу тебя! Только вскидываешь бровь и хмыкаешь. Ну и парочку мы представляем из себя зимой! Ты - едва одетый, и я - укутанная как капуста. А сейчас ты вдруг замёрз.
      Я грею в ладошках твои руки. Нет, всё холодные. Постой, надо ещё одеяло. И вообще, лучше всего согревает человеческое тепло. Погоди, я сейчас.
      Откидываю плед, забираюсь на помост и вдруг слышу чей-то крик. Ну что кричать? Кто кричит ночью? Всех перебудите! Сумасшедшие, честное слово…
      Кто-то подбегает и хватает меня, стаскивая вниз. Гневно сбрасываю с себя чужие руки. Не смейте! Северус! Но ты не отвечаешь… Ах, да… Да уйдите вы от меня!
      Топот множества ног, люди, лица, лица, лица… Меня тянут прочь, я яростно вырываюсь. Я не уйду от тебя! Руки прочь! Кто-то хватает за плечи и говорит невыносимым сахарным голосом какие-то благоглупости. Кто-то взахлёб рыдает. Я рвусь из захвата, но меня не пускают. И тут во мне летят все тормоза, и я атакую. «Ступефай!», надёжное проверенное средство! С грохотом опрокидывается подсвечник, катится по паркету крохотная фигурка. А-а-а! Флитвик! А нечего лезть, куда не просят! Выскакивает ещё один. Что? Вам мало? Ступефай! Боль в резко вывернутой руке. Я пытаюсь вырваться. Снова наваливаются. Отчаянно кричу. Мерзавцы! Пустите меня к мужу! Он мой! Не смейте! Хриплое дыхание нападающих, и на грани слуха всё слышен чей-то отчаянный плач. А в губы вжимается жёсткий край кубка, стучит по зубам, зелье плещет на лицо и грудь. Резко смеюсь. Не возьмёте! И вдруг сильный удар, я проваливаюсь в ватную темноту и чувствую, как в рот вливают пряную горечь…
      ***
      Серое утро. Сижу и бессмысленно гляжу перед собой. Где я? Впрочем, мне всё равно. Ведь ты не придёшь. Ты уже никогда ко мне не придёшь.
      Хочется лечь, укрыться с головой и не подниматься больше никогда. Тебя отняли. Они, злые и жестокие, они убили тебя! Им было мало мучить тебя столько лет, нет, когда ты наконец смог жить как тебе захочется, когда отдохнул и окреп, они пришли и убили… И какая разница, кто это был? Какая мне теперь разница?
      - Гермиона, деточка…
      На пороге стоит старуха. Равнодушно смотрю на неё и спустя долгое время понимаю – МакГонагл. Зачем она пришла сюда?
      Она не спасла тебя. И я не спасла. Я не отвела удар, не прикрыла, хотя была совсем рядом! Я тоже твоя убийца.
      - Надо идти. Пора.
      У старухи дрожат губы. А, это она плакала той ночью. Только что мне до её слёз? Закрываю глаза. Всё кружится. Зачем им надо, чтобы я шла? Как болит сердце. Тупо, тяжело…
      Боже. Ведь я была так близко. Почему я не увидела раньше, почему не оттолкнула? Ведь достаточно было сделать всего один шаг! Всего один. И не было бы этого тягостного кошмара…
      Иду за высокой костлявой фигурой. Снова день, только хмурый, и тихо накрапывает дождь. Небо плачет… Вокруг народ. Как много народа! Все стоят с приличными печальными лицами и тихонько переговариваются о своих делах. И среди всей этой насквозь фальшивой толпы в гробу лежишь ты. И розы. Повсюду эти проклятые розы!
      Зачем они устраивают этот показушный спектакль?! Медленно подхожу к тебе. У тебя чуть изменилось лицо, теперь я вижу, что ты не спишь. Ты умер. Судорожно дышу. Крик поднимается из груди и глохнет в горле. Ну да, меня же накачали успокоительным, чтобы я не мешала им наслаждаться представлением и вела себя в соответствии с их приличиями. Подонки! Они пользуются тем, что ты не можешь встать! Ты же всегда ненавидел эту официальную мишуру! А теперь отдан им на потребу…
      Кто-то бубнит прощальную речь красиво поставленным голосом. «Герой войны… Великий учёный… Всегда был на своём посту…» Я не слушаю и смотрю на тебя. Капля дождя упала на твою щёку и скатилась вниз. Ещё несколько капель намочили волосы. Мне хочется подойти и вытереть тебе лицо. Ведь ты не можешь сам…
      Я не понимаю. Ты умер… А почему тогда не рушится мир? Не исчезают, рассыпаясь в прах, дома? Не чернеет провалами горизонт? Если это так легко? Если ты умер? Моя жизнь… Мне без тебя? Я ничего не чувствую. Это невозможно… просто невозможно. Не видеть тебя, не говорить с тобой. А что мне тогда делать? Вся моя жизнь – ты. Мои занятия, работа, статьи – это просто неважное и ненужное дополнение.
      Я хочу к тебе. Ведь ты простишь меня, правда? Ведь ты всегда прощал! Возьми меня с собой! Я хочу. Пожалуйста! Мне здесь нечего делать!
      Кидаюсь к тебе. Речь обрывается. Кто-то кричит. Господи, да оставьте вы нас в покое! Что вам ещё нужно?! Он и так отдал вам всё, что у него было! Он всё без остатка положил на алтарь вашего дурацкого мира! Не оставляй меня! Не уходи, ну пожалуйста! Мой миленький, мой родной! Ну, хочешь, ругай меня день и ночь, что хочешь делай, только не уходи! Не бросай. Я не могу без тебя!
      Для отчаянной мольбы не хватает дыхания. Хриплю. И всё целую твоё лицо. Ну, открой глаза, я прошу тебя! Ответь мне!
      Ты не отвечаешь. Меня оттаскивают, а тебя берут и уносят. Я вою и рвусь за тобой. Кто-то пихает под нос склянку с нашатырём. Какой противный запах… Оседаю на землю и затравленно гляжу на своих палачей. Они меня не пустят…
      Дождь вдруг начинает хлестать холодными серыми струями, это разрядка после жары. Они ёжатся, им хочется в тепло.
      - Миссис Снейп…
      - Оставьте меня.
      С трудом дышу и медленно поднимаюсь на ноги. Шарахаюсь от протянутой кем-то руки. Во мне уже не осталось ничего от человека. Просто раненный зверь. Тихонько, бочком отодвигаюсь от них. Кошу глазом. Не пошли бы следом… Я хочу к тебе, мне надо успеть.
      Они смотрят и не двигаются. Ещё шаг. Ещё. Кто-то махнул рукой, и, повернувшись, зашагал прочь. А за ним потянулись и остальные.
      Вот и хорошо. Идите, идите… Бросаюсь за теми, кто унёс тебя. Дождь слепит глаза, льётся за шиворот, превращая одежду в ледяную промокшую корку. Она сковывает тело, мешает… Окоченевшими пальцами рву застёжки, пытаясь содрать кокон мокрой ткани… Оскальзываясь, бегу по раскисающей земле. Из пелены выступает серая гранитная стена. Гробница… Ты там, за этими тяжёлыми плитами. Я не успела.
      Опускаюсь на колени и прижимаюсь к холодному камню. Нет, не прогреть… А как же ты там один? Ведь тебе так холодно…
      Шершавость плиты. Гранит… Я ласково глажу бесчувственный немой камень. Мой родной. Я люблю тебя. Ведь я же люблю тебя. Открой проход, пусти меня! Ты же можешь всё! Я помню, как когда-то ещё в школе удивилась твоему могуществу. И твоему уму. Сколько лет прошло, а изумление так и не исчезло. Когда я слушаю твои рассуждения, меня охватывает страстное нетерпение, ты видишь его, и в твоих глазах загораются радостные искры. И твои речи всегда заканчиваются одинаково – поцелуями, ласками. Любовью… А по вечерам, когда в доме становится тихо, ты уединяешься с пергаментом, но иногда я прокрадываюсь в твой кабинет и тихонечко сижу в кресле. Я и сейчас вижу тебя. Вот ты задумался, и перо замерло над белым листом. Ты не замечаешь ничего вокруг, поглощённый потоком мыслей, а я любуюсь тобой, твоим вдохновением, и замираю, стараясь не дышать. Сейчас под твоими руками происходит чудо - рождается книга…
      Реальность обрушивается на меня с потоками холодной воды. От дождя цепенеет тело. Ты уже не закончишь свою рукопись. Твоё перо больше никогда не почувствует тепло твоих пальцев. Я не хочу жить. Я. Не хочу. Жить. У меня не осталось ничего. Только эта ледяная бессмысленная пустыня – и всё. Нет, я должна быть с тобой, я не буду без тебя! Колочу руками в мокрый гранит. Слёзы разрывают грудь. Нет! Нет! Пусти меня к себе! Камень равнодушен, что ему мои слабые удары...
      Ты умер. Корчусь, сжимаясь в комок. Ты умер. Всё. Я ничего не вижу, весь мир исчез в серой пелене. Есть только я и эти мёртвые плиты.
      - Деточка…
      К моему плечу прикасается ссохшаяся птичья лапка. Медленно поднимаю глаза. МакГонагл. Она тоже плачет.
      Значит где-то там продолжается жизнь. Равнодушно кривлю губы. Жизнь… Какая пародия. Нет, оставьте меня. Я устала. Мне некуда идти. Всё моё здесь – за этой гранитной стеной.
      - Деточка…
      Она опускается на колени и судорожно обнимает меня. Её старческое тело дрожит, она простынет здесь…
      - Прости меня…
      За что? Ей ведь тоже невыносимо плохо. Я не могу ненавидеть старуху, схоронившую стольких учеников. Откуда у неё силы, чтобы ещё держаться на этом свете? Надо дать ей перцового зелья… Надо встать и идти. И жить дальше. Боже, надо жить… Какая непосильная задача. Пустой кабинет и мёртвые зеркала. Осиротевший покинутый пергамент. Стылый холод постели. Тишина…
      - Я сейчас встану. Вы не думайте, я всё понимаю…
      Мой голос неожиданно низок. Я говорю медленно, через силу. Каждое моё слово – соглашение с твоей смертью. Каждое слово – гвоздь, которым я прибиваю себя к кресту жизни.
      - Я попытаюсь дописать книгу. И дети.
      Боже, дети! И новая горячая боль взрывается в груди, и снова неудержимый поток слёз. Дети! Я не могу уйти. Я должна! Я обязана! Дети! Их нежность и смех, их весёлые глазёнки. Требовательный рот сына на моём соске! Рыдаю так, что, кажется, сейчас через горло выскочит сердце. Виктория, Эдвард! У них уже нет отца. Ты больше никогда не возьмёшь их на руки, не будешь с ними играть. Ни-ког-да! Они не узнают тебя. Наши дети!
      Вернись! Слышишь, вернись! Я калека без тебя, я просто пустая оболочка!
      Вокруг безжизненный, залитый дождём мир. И вдруг в сердце будто вгоняют кол. Не могу вдохнуть. Резко чернеет в глазах, и боль становится такой всепоглощающей, что я понимаю – всё. Это смерть. И мгновенное облегчение – я с тобой, мы будем вместе…
      А как же дети?!
      Я не могу их оставить! Они же теперь будут совсем одни! О, господи, какая мука! За что, за что?! Неужели всё, что мне осталось, это вечная боль и тоска? По тебе, по ним. Нет!
      - Не-е-ет!
      Мой вопль разрывает серую завесу дождя, и я… просыпаюсь.
      ***
      Сажусь в постели. В ушах ещё звенит собственный крик. Кружится голова. Дико озираюсь, пытаясь придти в себя, дрожу от ужаса и непонимания. Где правда, где ложь?
      Громкие торопливые шаги. Резко отлетает дверь кабинета, на мгновение заливая спальню ярким светом, мелькает быстрая тень, и через секунду я оказываюсь в твоих объятьях. В нерасторжимом кольце твоих сильных рук… Рыдаю от оглушающего счастья, прижимаюсь к тебе всем телом. Ты здесь, ты живой!
      Бешено колотится сердце. Судорожно дышу, почти теряя сознание от облегчения. Сон! Это был всего лишь сон!
      Мягкая постель, тёплое одеяло. В спальне темно и уютно. Ты ласкаешь меня, шепчешь что-то успокаивающее, гладишь по голове, а я всё плачу. Не в силах поверить своему счастью, крепко обнимаю тебя, впитывая твоё тепло, твой запах. Глажу тебя по волосам, и каждую секунду всё больше уверяюсь в твоей несомненной реальности. Твоя щетина царапает мою кожу. Твоё дыхание шевелит волосы на виске. Через тонкую ткань рубашки я ощущаю стук твоего сердца…
      Кошмар медленно гаснет в памяти, и всплывают воспоминания о настоящей жизни. Да-да, я сегодня уложила детей и ушла спать, а ты остался писать. До этого мы ужинали. Эдвард капризничал, я его еле угомонила. У него снова режутся зубки... И вообще на дворе осень! Всхлипываю и смеюсь. Осень! Ты сегодня шутил, что пора директору оформляться на полставки зельеваром. Всё равно каждый божий день после уроков ты стоишь над котлом, пополняешь запасы противопростудного. Студенты все изводят. По всему замку сквозняки, сколько окна не конопать, дурацкая древняя архитектура… И нет у нас в саду никаких роз! Нам некогда заниматься клумбами.
      Боже, это был всего лишь кошмар. А ты вот он, ты здесь, ты живой! Живой… Моё счастье, моё сокровище. Смеюсь и плачу. И целую, целую тебя. Какое безумие… Ты молча отвечаешь, а потом чуть отстраняешься, заглядывая в глаза. Твой взгляд печален.
      - Опять.
      Виновато киваю. Да, опять. И не такие уж частые эти кошмары, но очень тяжёлые. Так много пережитого за спиной. Вот и возвращается.
      Эхо войны.
      Ты с силой прижимаешь меня к себе, и я замираю, окутанная твоей защитой и любовью.
      - Расскажи.
      Дрожу. Но кошмар тает, рассыпается, словно песочный замок. Теперь он кажется нагромождением нелепостей.
      Запинаясь, начинаю рассказывать. Ты внимательно слушаешь, не прерывая, и только чуть хмуришь брови и крепче сжимаешь губы.
      - Бедная моя…
      Я вздыхаю. Тебе тоже снятся кошмары, и ты кричишь во сне. И тогда я утешаю и ласкаю тебя. А ты молчишь. И сколько я не прошу тебя рассказать, всё напрасно. Ты отстраняешь меня и уходишь пить воду, а потом долго стоишь у раскрытого окна. И я понимаю, что ты никогда не скажешь, какие демоны терзают твою душу.
      Но мне ты стараешься помочь. Ты очень не хочешь прибегать к успокоительным, и я готова с тобой согласиться, ведь так и до сумасшедшего дома недалеко. Ты нашёл другой способ, и учишь меня контролировать свои сны.
      - Смотри, сколько логических нестыковок.
      Я усиленно киваю. Конечно. Теперь я всё это вижу и сама. Не то время года. Цветы. Да и Беллатрикс давно мертва. Я видела тело.
      Её вопль – точное повторение того, что она кричала, убив Сириуса. Гарри мне рассказывал… И драконы. Какая чушь… В Шотландии не водятся драконы! Они есть только в Уэльсе. Когда-то давно, увидев их на Тремудром турнире, я испугалась. И вот теперь былые страхи мстят мне.
      Ты перечисляешь все противоречия, а я внимательно слушаю.
      - Да, я понимаю.
      - Ты же логик, малыш. Увидев неправду, ты должна сделать усилие и проснуться.
      Ты улыбаешься так горько. За всё нужно платить… Чтобы избавить от кошмаров, ты вынужден лишать меня детской непосредственности снов, убивая фантазию, отнимая источник творческих сил.
      - Я справлюсь.
      Ты коротко вздыхаешь и снова обнимаешь меня. Мы делимся друг с другом теплом и надеждой.
      - Это пройдёт.
      И я согласно шепчу:
      - Да, пройдёт.
      Когда-нибудь боль утихнет, страхи изживут себя, раны затянутся. Рано или поздно. Нужно только терпеливо ждать.
      С тревогой смотрю в окно. Там ночь. Холодная ночь и дождь. И кто знает, что таится в этой темноте? Какие опасности? Какие враги?
      Пусть утихнет эхо войны.
      Но я никогда не перестану бояться за тебя.
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: G
      Пейринг: СС/ГГ и ещё куча разных персонажей.
      Жанр: Romance
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг.
      Саммари: иногда сражение продолжается и после победы.
      Комментарий №1: это абсолютно классический романс - розовый и пушистый. Просто плюш с мохером!
      Комментарий №2: Спасибо 13йЧертенок за помощь в написании имён и названий.
      Предупреждение: AU, ООС
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      - Нет! Не смейте! - тихий шёпот прервался стоном.
      Гермиона бредила. На неё было страшно смотреть. Всю левую сторону лица покрывали вспухшие воспалённые шрамы. Они спускались с щеки на шею, плечо, грудь... В самом конце битвы за Хогвартс в девушку угодило проклятье Беллатрикс.
      Около кровати стоял потерянный Рон и смотрел на Гермиону с ужасом и жалостью. Гарри молчал и нервно кусал кулак. А рядом, сливаясь с сумерками, стоял Снейп.
      - Ступефай! Нет!!!
      Она снова застонала и стала кусать распухшие от жара губы.
      День, когда был побеждён Воландеморт, угасал. День, полный хлопот, неразберихи и новостей. Сейчас был первый мирный вечер за бог знает сколько лет. Внизу в Большом зале шумело застолье. Но здесь, в больничном крыле царила напряжённая и тревожная атмосфера. Между кроватями раненых, отгороженных друг от друга ширмами, торопливо ходили мадам Помфри и её помощники. Тех, кого можно было транспортировать, уже отправили в больницу Святого Мунго. А самые тяжёлые остались здесь.
      Сумерки сгущались. Тёплый ветер шевелил тёмную листву, он нёс собой аромат трав, но его перебивал стойкий запах зелий. В окне догорал закат, и небо казалось залитым кровью.
      Почти весь этот день они провели у постели раненых друзей. Пытались помочь как могли, но в случае с Гермионой все их усилия, как и усилия колдомедиков, пропали втуне. Ей становилось всё хуже, к ночи поднялся сильный жар.
      - Умер... Нет! Протего!
      - Сэр, почему ей не помогают зелья?
      Снейп взглянул на Гарри.
      - Поттер, какой осёл поставил вам "великолепно" по ЗОТИ? Если бы СОВ принимал я, Вы не получили бы и "посредственно".
      Рон вскинулся.
      - Профессор! Гарри победил Воландеморта!
      - Рон...
      - Это не прибавило ему ума, мистер Уизли. Как и Вам, кстати. К Вашему сведению, каждое чёрномагическое проклятие включает составляющую, которая препятствует лечению. Если контрзаклятие или зелье неизвестно, то выздоровление пациента становится весьма проблематичным. Это азы...
      - То есть, эти шрамы у неё не исчезнут? - голос Рона дрогнул.
      - Как трогательно, что Вы беспокоитесь о её внешности, - прошипел Снейп, - но на Вашем месте я бы задал другой вопрос, выживет ли она вообще!
      Голова девушки склонилась набок, и изуродованная щека коснулась подушки. Гермиона дёрнулась и застонала. Снейп вдруг шагнул вперёд и мягко повернул лицо Гермионы в другую сторону. Она затихла, но потом опять зашептала:
      - Умер... Я не хочу. Нет...
      - Мистер Уизли, поговорите с ней! Живо!
      Рон уставился на Гермиону и пробормотал:
      - Гермиона, очнись. Слышишь, Гермиона!
      - Ступефай! - и новый стон.
      - Она не слышит.
      - Всё равно говорите!
      - Да зачем?!
      Снейп смерил Рона тяжёлым взглядом.
      - Тупость Уизли превосходит все ожидания.
      Рон взорвался.
      - Ты, чёртов ублюдок! Да чтоб ты сдох! Лучше бы ТЫ валялся сейчас вот так! Поганец!
      - Рон, заткнись!
      - Сам заткнись, Гарри!
      Снейп молчал. Потом пожал плечами.
      - Вы не сказали мне ничего нового. А что касается мисс Грейнджер... Вы же видите, она с чего-то решила, что кто-то из вас умер. Это снижает её сопротивляемость, лишает сил. Если она услышит ваши голоса, то шансы на выздоровление увеличатся. Надежда слабая, но уж что есть... Впрочем, кажется, вы не способны даже на это.
      Профессор присел на край кровати и, приподняв голову девушки, стал поить её каким-то зельем. Затем обернулся к ребятам.
      - Ладно, идите спать. День был трудный, вы устали.
      Рон тяжело дышал и с ненавистью смотрел на Снейпа. Потом резко развернулся и зашагал к двери. Гарри поднялся.
      - А Вы, сэр?
      - На том свете отосплюсь. Идите, Поттер. И постарайтесь держать Вашего друга на коротком поводке. В следующий раз я не буду столь терпелив.
      ***
      Ушли... Северус сжимал руки Гермионы в ладонях и медленно гладил её тонкие пальцы. Ты только держись, девочка, держись, не умирай. Бедная моя... Чёрт, в одном этот рыжий недоносок прав, лучше бы это ОН валялся тут без памяти, лучше бы ОН терпел эту боль, лучше бы ЕМУ грозила смерть! Хотелось схватить что-нибудь потяжелей и запустить в стену. Ярость клокотала в груди и требовала выхода. Прошляпил. Проворонил, ротозей проклятый! К чему тогда было всё? Он всматривался в её измученное лицо, искал признаки улучшения, но их не было. Его знания и тренированная долгими годами наблюдательность выносили беспощадный приговор: она умрёт. И от этого страшного понимания в ужасе заходилось сердце, напрягались мышцы, словно стремясь передать Гермионе свои силы и волю к жизни.
      Чем Белла могла ударить её? Вычитала что-нибудь в старинных книгах, или это новое изобретение её ненаглядного Лорда? Последние месяцы Снейп редко видел их, и теперь не был уверен. Он сжимал руки девушки и напряжённо думал. Что нужно сделать, как спасти её?
      - Умер... Нет, пожалуйста! Любимый мой...
      Профессор сглотнул комок и, склонившись, прошептал:
      - Рон жив. Слышишь, девочка? Жив. Он тебя любит, он тебя ждёт.
      Как же трудно было это говорить!
      Когда она стала для него самым драгоценным существом на земле? Он не знал. Раньше её вечно задранная рука безмерно раздражала его, он видел в этом жесте только стремление демонстрировать своё превосходство. Потом осознал, что в Гермионе нет тщеславия. Она не задирала нос, гордясь успехами в учёбе, не хвасталась, что разгадала тайну василиска, не хвалилась своими подвигами в министерстве. Теперь её поднятая рука вызывала у него в душе дружелюбную усмешку. Девушка будто тянулась за своим профессором, стараясь догнать его на нелёгкой тропе познания, словно говорила: "Я не подведу, я сумею!" Да, она не подведёт. Она не струсит и не предаст. И даже не взорвёт котёл. Снейп улыбнулся. Гермиона была единственным человеком, за которого он мог не беспокоиться на уроке. Его взгляд отдыхал на ней. Сам того не замечая, он любовался её серьёзным лицом, грелся в лучах её обаяния, но не думал о ней, мгновенно забывая о её существовании, стоило ей только выйти за дверь. Слишком много у него было тогда забот, слишком сильно он был сосредоточен на своём деле. И вообще, был свято уверен, что любит Лили...
      Осознание чувств пришло позже, когда Северус понял, что Гермиона вместе с мальчишками отправилась на поиски хоркруксов. Он тогда чуть душу не вынул из Финеаса Найджелуса, в сотый раз спрашивая, точно ли он слышал в палатке женский голос. Потом долго сидел, до боли стискивая пальцы, проклиная Дамблдора и своё бессилие. Хотелось плюнуть на все свои обязательства и бросится к ней, чтобы выдернуть из этого смертельного противостояния, чтобы защитить. Тогда он с большим трудом справился с собой... А когда узнал, что вся троица побывала в плену в поместье Малфоев, что Белла пытала Гермиону, то чуть не сошёл с ума. Ребята вырвались оттуда, но где они были теперь? Финеас ничего не мог сказать, и Снейп тратил долгие часы на бесполезные раздумья и безумные гипотезы...
      Гермиона застонала. Её воспалённые раны сильно болели. Но даже теперь она казалось ему прекрасной. Профессор склонился к ней и начал ласково уговаривать потерпеть, уверял, что Рон жив и здоров. А потом, не выдержав, поцеловал... И тут же отстранился. Слишком горьким был этот поцелуй. Он крал. Он брал то, что не было ему предназначено. Гермиона любит Уизли. И ничего здесь не поделаешь.
      Северус на мгновение закрыл глаза. Его измученное тело молило об отдыхе. Какой сумасшедший был день! Битва, смерть... Наплывал необоримый сон. Ему снова виделись сражающиеся люди, и слышался высокий пронзительный смех...
      Хорошо, что он был готов. И всё же боль оказалось невероятно сильной. Из-за этого он утратил над собой контроль и отдал Поттеру гораздо больше воспоминаний, чем хотел. А потом и вовсе отключился. Его заставил очнуться страх. Не за себя. И даже не за Поттера. За неё. Она была там, в этой кровавой мясорубке. А он должен был защитить свою девочку. Снейп принял необходимые зелья, и бросился к Хогвартсу.
      Там снова закипал бой. И в ряду защитников замка он увидел Гермиону. Она была жива и даже невредима. Почувствовав огромный прилив сил, Северус самозабвенно ринулся в гущу битвы. Наконец-то он был свободен! С него свалилось бремя долгов и проклятая маска приспешника Лорда. И можно было драться в открытую! Правда, пришлось изменить облик, а то ещё прикончит кто-нибудь из своих. Он сражался, внимательно оглядывая поле битвы, догадываясь, что где-то здесь под мантией-невидимкой находится Поттер. Снейп прекрасно понял, куда он делся, исчезнув из-под ног Воландеморта. И когда Гарри, наконец, сбросил мантию и шагнул к Тёмному Лорду, профессор встал у него за плечом, готовый, как всегда, отразить удар и прикрыть мальчишку. Он готовился защищать Избранного и пропустил ту секунду, когда срикошетившее проклятие Беллатрикс попало в Гермиону...
      Снейп вздрогнул и открыл глаза. Уже давно рассвело. Гермиона спала. Он встряхнул головой, прогоняя остатки сна, и внимательно посмотрел на девушку.
      - Держись, маленькая. Держись, я с тобой.
      Он всегда будет рядом с ней. Уизли, конечно, сбежит. Он слишком слаб и впечатлителен. Такой в порыве способен умереть за любимую, но не выдержит, если рядом с ним окажется изуродованная инвалидка.
      Рядом почудилось какое-то движение. Профессор взглянул вверх.
      У постели Гермионы стоял Гарри.
      - Какого боггарта, Поттер!
      - Я выспался, сэр. - Гарри присел рядом, - Скажите, что можно сделать? Как ей помочь?
      Мальчишка смотрел с таким пониманием и сочувствием, что хотелось врезать ему по физиономии. Но вместо этого Снейп сказал:
      - Нужны книги. Возможно Беллатрикс что-то читала в Малфой-мэноре. Там прекрасная библиотека по чёрной магии. Можно было бы ещё поискать на Гриммаулд-плейс, но ваш драгоценный крёстный наверняка всё повыкидывал. Идиот...
      Гарри промолчал и поднялся.
      - Я всё сделаю, профессор.
      Снейп тоже встал. Он не хотел терять времени и собирался немедленно перетряхнуть всю свою библиотеку.
      Они вышли вместе.
      ***
      - Вот, сэр, я принёс.
      Гарри ввалился в директорский кабинет, левитируя перед собой несколько увесистых книжных стопок, и замер, не зная, куда опустить свою ношу. Стол Снейпа был завален фолиантами...
      - Сюда, - Северус отложил чтение и сдвинул груды книг, - Ну, показывайте.
      - Это то, что читала Беллатрикс Лестрейндж, - Гарри указал на какой-то бульварный роман.
      Директор хмыкнул.
      - А это - Воландеморт, - эта стопка книг была довольно внушительной.
      - Откуда Вы?...
      - Люциус Малфой рассказал. Их с женой арестовали... А всё остальное я подобрал сам.
      Северус окинул Поттера изучающим взглядом.
      - Ну-ну, посмотрим, - и стал внимательно перебирать книги.
      - Сэр, может Вам нужна ещё какая-нибудь помощь? Например, подопытный кролик?
      - Поттер, - Снейп вздохнул, - Вы когда-нибудь перестанете говорить глупости? Идите. И постарайтесь, чтобы мисс Грейнджер не оставалась одна. Всё время разговаривайте с ней. Поняли?
      - Да, господин директор.
      Гарри вышел.
      Снейп проводил его взглядом и усмехнулся. Подопытный кролик, надо же... Кажется, мальчишка начинал ему нравится...
      ***
      - Гермиона, слышь... А на дворе совсем лето! Хогвартс восстанавливают. Я сейчас от Хагрида. Он тебе привет передаёт...
      Рон сидел около девушки и смотрел в распахнутое окно. Лицо его было помятым и слегка зелёным.
      - Выписались уж многие. Слышь, почти три недели прошло. А ты всё лежишь!
      Гермиона что-то прошептала.
      - Что? Эх... Ничего-то ты не понимаешь. Стадион начали отстраивать.
      Девушка застонала.
      - Ой, Гермиона, не стони, и так голова раскалывается. Мы вчера здорово перебрали. Просто страшно вспомнить. Нас всех награждали. Пир был - закачаешься! Из Ордена, все, кто живы, приехали. Министр тоже, Шеклбот. Он и награждение проводил. У меня орден Мерлина первой степени. У Гарри тоже. И у тебя. - Рон засмеялся, - Снейпа тоже наградить хотели, а он не явился. Шеклбот спрашивает, где, мол, он? А Гарри ему: "Директор исследования проводит". Нет, ну анекдот! Исследователь! Да рожу свою уродливую никому показывать не хочет. Только в больничном крыле и бывает, а больше нигде его не видать. Знает, что про него все думают, вот и прячется. Тоже мне, герой! Как был он сволочью, так и остался.
      - Экспиллиармус... Протего...
      - Всё воюешь. Сколько же можно?
      - Хороший мой, пожалуйста, не умирай...
      - Гермиона, да я живой. Ну, слышишь меня?
      Рон нагнулся к девушке и тут же отшатнулся. От её ран шёл тяжёлый запах воспалённой плоти. Юноша побледнел.
      - Господи, Гермиона, - пробормотал он, - ведь ты умираешь. О, Мерлин! Умираешь...
      - Мистер Уизли!!!
      Рон дёрнулся и затравленно обернулся.
      Рядом с ним стоял Снейп, и его лицо было изуродовано гневом.
      - Как Вы посмели?! Встать!
      Рон вскочил.
      - Говорить человеку, который из последних сил борется за жизнь, что он умирает, - голос Снейпа упал до опасного шёпота, - Великолепно. Больше ноги чтоб Вашей не было в больничном крыле. Вон отсюда!
      - Да что Вы себе позволяете? Она - моя девушка! - голос Рона сорвался на фальцет, - А Вы... Вы... Засранец немытый!
      Он выхватил палочку.
      И тут же выронил её, полетев кубарем от тяжёлой оплеухи. Профессор надвигался на него, медленно и страшно. Пытаясь отползти, Рон судорожно заскрёб по полу ногами. Сейчас Снейп его убьёт! Но тот вдруг остановился. С невыразимым презрением оглядел Рона. И, подцепив носком туфли волшебную палочку юноши, отшвырнул её к двери.
      - Убирайтесь следом за ней. Ну!
      Рон медленно поднялся. И, далеко обходя профессора, бросился вон.
      Снейп постоял, медленно переводя дыхание, гася в себе гнев. Успокоившись, он подошёл к Гермионе.
      - Мисс Грейнджер, послушайте...
      Она едва слышно стонала.
      - Послушай меня, девочка, - он коснулся её лица, - я понял, каким проклятием тебя поразили.
      - Протего...
      - Гермиона, я знаю, что нужно делать. Тёмный Лорд усилил действие одного древнего... Ну, неважно. Слушай. Я начинаю работу над зельем. Ты только не сдавайся, моя родная. Держись, я обязательно успею, слышишь меня?
      - Любимый мой... Не умирай... Я не могу без тебя...
      Он резко вздохнул. Наклонился и, едва касаясь губами её уха, прошептал:
      - А я без тебя...
      ***
      - Нет, Минерва! Я ухожу! Если мои старания не оценены... Я не намерен терпеть подобное!
      - Гораций, что случилось?
      Слахгорн пожал плечами с видом оскорблённого достоинства.
      - Мало того, что наш уважаемый директор вчера занял лабораторию в подземельях, так он ещё начал раздавать мне указания, сделать то, сделать это...
      - Но, ему, наверное, нужен ассистент.
      - Конечно, нужен. Но я не сумасшедший! Что он творит! Это немыслимо! Подобные опыты опасны! Я указал ему на это. Всё-таки он мой бывший ученик...
      - А он?
      - А он сказал, что лаборатория укреплена на случай взрыва. И что если я тру... гм.. ну, в общем, он меня попросту выгнал. Самоубийца! Я в этом участвовать не хочу.
      - Гораций...
      - Мои заслуги не были признаны министерством, мне не дали ордена, а ведь я тоже был среди защитников замка! Теперь это! И факультет мой меня не любит. Я ещё тогда говорил Дамблдору, что уже слишком стар для преподавания. С меня довольно, я увольняюсь.
      Он уставился на МакГонагл, но она молчала. Поняв, что ответа он не дождётся, Слахгорн вышел, громко хлопнув дверью.
      ***
      Часы пробили три. Снейп бросил на них рассеянный взгляд, и тут же забыл о времени. Он не знал даже, какое сейчас число, и сколько прошло дней.
      Как там Гермиона? Впрочем, Поттер поклялся о малейших изменениях в её состоянии сообщать сразу же. Он, да мисс Уизли не отходят от неё, дежурят по очереди...
      В сложной системе стеклянных трубок и колб перегонялась вытяжка из хвостов рогатых ящериц. В серебряном котле томился настой бадьяна с тысячелистником. Рядом стояли перетёртые в кашицу стебли молодого бамбука.
      Профессор мерил шагами лабораторию и думал. Он напрягал все силы своего разума, пустил в ход весь свой опыт и знания, но пока его работа ни к чему не привела. Сначала он пытался усилить действие восстанавливающего зелья, но потом понял, что это ничего не даст. Нужен был новый принцип.
      Черемичный сироп... не годится. Календула и отвар пихтовых почек... не то... Сердце дракона... если его соединить с шелкокрылками, только в очень малой пропорции... Он бросился котлу.
      Работы было невероятно много. Если бы у него был ассистент! Но один человек, способный выполнять эти обязанности, лежал при смерти, а Слахгорн струсил. Ну, ещё бы, за это ведь не дадут орден Мерлина. Так что невыгодно надрываться.
      Ещё каплю зверобоя, это поможет трансформировать зельё, а... чёрт!
      - Эванеско!
      Проклятье! Как всё-таки мало было изучено это направление! Белое пятно на карте науки. А теперь ему нужно найти дорогу в этих дебрях всего за несколько дней. Гермиона слабеет, она каждый день может умереть!
      Северус с силой потёр лицо. Как же хочется спать... Нельзя, нет времени. Подошёл к полке и залпом опорожнил флакон с зельем бодрости. Который по счёту? Он не помнил... Эта дрянь действует безотказно, но если злоупотреблять, то разрушает организм похлеще любого наркотика... Ладно, неважно! Флакон полетел в мусор.
      Так... Что можно придумать ещё? Эвкалипт... и те же шелкокрылки...
      Снейп снова склонился над котлом.
      ***
      В гостиной Гриффиндора было пусто и темно. Ночь. Рон сидел в компании бутылки и смотрел в чёрное окно. Он был пьян.
      Скрипнула дверь. Послышались тихие шаги, и на его плечо легла лёгкая рука. Он поднял глаза. Лаванда.
      - Рон, что с тобой? Ты из-за Гермионы?
      По щекам Рона побежали слёзы.
      - Она умирает. Мерлин... Ты бы видела её! У неё лицо, как у Билла... Я не могу... Лаванда, Лавандочка!
      Он обнял её за талию, притянул к себе. И не видел, каким отчуждённым стало её лицо. Лаванда долго смотрела на парня, прижавшегося к ней, а потом сказала:
      - Ей легче. Меня вообще оборотень покусал. Фернир Уолк, помнишь такого?
      Рон отпрянул.
      - Как?
      Лаванда усмехнулась.
      - Что, напугался? Я пошутила! - и пошла прочь.
      У двери в спальню она обернулась.
      - Эх ты... Дешёвка!
      ***
      - Северус! - Минерва МакГонагл заглянула в лабораторию.
      - Минерва, мне некогда! - он даже не повернулся.
      - Сегодня будет заседание Попечительского совета. Ты - директор, и должен присутствовать.
      - Я не могу. Уходи, не мешай.
      - Северус, я, конечно, постараюсь им всё объяснить, но вряд ли они отнесутся с пониманием к тому, что ты уже месяц не принимаешь участия в делах школы...
      - О, чёрт!
      Он шагнул к письменному столу, написал на пергаменте несколько строк и раздражённо вручил его МакГонагл.
      - Иди.
      Она взглянула на лист и остолбенела.
      - Северус... О, господи... Ты не можешь отказаться от должности!
      - Я всё могу. Иди, не отвлекай меня...
      ***
      - Рон, ты куда?
      - К маме. Джордж написал, что ей нужна поддержка, - Рон застёгивал дорожную мантию.
      Гарри отложил газету.
      - Так. А когда ты последний раз был у Гермионы?
      - Я не хочу, чтоб этот маньяк меня убил! Да и какой смысл, она же всё равно ничего не слышит! А маме я нужен. Из-за Фреда. Понимаешь?
      - Я всё понимаю, - холодно сказал Гарри, - ну что ж, счастливого пути.
      И снова взялся за газету.
      ***
      Северус устало откинулся в кресле. Он зашёл в тупик. Его эксперименты привели к парадоксальным результатам. Он нашёл отдельные составляющие зелья, которые должны были в итоге дать нужный эффект. Беда была только в том, что они не сочетались между собой. При любой попытке соединения происходило взаимное уничтожение веществ.
      Он искал обходные пути, добился того, что соединил некоторые компоненты. Теперь у него было две части одного зелья. Но как превратить их в целое?
      Что он только не пробовал. Десятки вариантов! Но результат был неизменно один и тот же - взрыв. И вот теперь он просто не знал, что делать.
      В голове была звенящая пустота. Снейпу казалось, что его мозг выжат, будто губка. Его знобило. Быть может от усталости. Или от страха. Провал его работы означал смерть Гермионы.
      Гермиона... Девочка моя... Нет, нет, я найду... Ты только не сдавайся, не умирай. Гудело в ушах. Болела истерзанная рука. Он наложил на неё проклятье Беллатрикс и теперь испытывал на себе эффективность тех полуфабрикатов, которые у него получались. Ну, не звать же, в самом деле, Поттера. А эта боль не даст ему уснуть. Запасы зелья бодрости давно подошли к концу и теперь профессор держался только на упрямстве.
      Нужен какой-то дополнительный компонент... Чтобы с одной стороны умерил агрессивность белого спорыша, а с другой сочетался бы с панцирем бенгальских черепах... И ещё тремя десятками составляющих...
      Он смежил пылающие веки. Что это может быть, что? Так давно не видел Гермиону... Красавица моя... Обнять её, целовать нежный рот, вдыхать запах её кожи... Мысли неслись потоком, перемежаясь с сонными видениями. Вот она поднимает глаза от книги, и яркий луч играет в кудрявых волосах. Её розовые губы улыбаются так весело и задорно! В глазах мерцают солнечные искры, и вся она обрызгана светом и сиянием, будто золотой пыльцой...
      Он вдруг вскочил. Сна как не бывало. Пыльца! Ну, конечно же! О, кретин!
      И Северус бросился к столу.
      ***
      Джинни поправила сорочку Гермионы и накрыла девушку одеялом. Она только что закончила обряд умывания и отлевитировала больную из душа. Довольно оглядев результаты своих рук, Джинни принялась сушить волосы подруги, и они пышной волной легли на подушку.
      - Ну вот, теперь хорошо. Какая ты красавица, Гермиона!
      Она даже не лгала. Джинни столько дней провела у постели подруги, что давно успела привыкнуть к её изуродованному лицу.
      - Что-то ты сегодня бледненькая. Ну, давай поедим.
      Кормить Гермиону было сущим мучением. Обычная еда ей не подходила, и эльфы готовили для больной какое-то питательное жидкое пюре. Приходилось десятки раз прикасаться в губам девушки, чтобы она открыла рот. Здесь требовалось терпение и внимательность, но Джинни прекрасно справлялась с ролью сиделки.
      Закончив все дела, она убрала посуду и распахнула пошире окно.
      - Ой, Гермиона, смотри, бабочка! Помнишь, ты мне как-то говорила, что бабочки символизируют душу человека. Может это и есть душа... Может это Фред... Посмотри, у неё рыжие крылышки. И голубые глазки. - девушка опечалилась.
      - Где ты? - едва слышно прошептала Гермиона.
      - Что, Гермионочка? Я здесь, здесь. А Гарри спит. Он каждую ночь около тебя сидит. А я днём... И Рон обязательно придёт. Он очень расстроен, понимаешь...
      - Протего... - и Гермиона застонала.
      - Потерпи, потерпи немножко. Скоро всё пройдёт. Профессор Снейп работает, мне Гарри говорил. Знаешь, эти болваны из Попечительского совета его от должности отстранили, так Гарри им такое устроил! Я никогда не видела его таким рассерженным. А они говорят, что Снейп сам отказался. Только он так этого не оставит, уж я-то знаю. - Джинни замолчала и смутилась.
      - Знаешь, - сказала она шёпотом, - Гарри так изменился. Был мальчик, а теперь настоящий мужчина. Я просто робею рядом с ним. Он будто на десять лет повзрослел. Но таким я его ещё больше люблю, - Джинни прерывисто вздохнула, - я спокойно на него смотреть не могу, у меня в глазах темнеет. Гермиона, скорее выздоравливай, расскажешь мне как вы хоркруксы искали, а то из него теперь слова не вытянешь. И знаешь ещё что? - девушка оживилась, - Если ты не поправишься до его дня рождения, то давай устроим праздник прямо в больничном крыле? Всё равно здесь других пациентов нет, и мадам Помфри, наверное, не будет против. Все придут. И Рон приедет. И профессора Снейпа позовём. Вот только придёт ли... И я уже знаю, что подарю Гарри, - Джинни вдруг залилась румянцем, - я, наверное, совсем испорченная, да?
      Она замолчала, глядя в окно.
      - Где ты? Вернись...
      - Я здесь, здесь. Я никуда не уйду, - девушка ласково погладила подругу по руке, - а со следующего года мы все вместе будем учится на одном курсе, представляешь? Вы же год пропустили. Так что, ты уж извини, Гермиона, но рядом с Гарри теперь буду сидеть я. Ладно? Пусть у меня списывает!
      И Джинни засмеялась.
      - Хотя, что у меня списывать? Я же не отличница. Это ты у нас - лучшая ученица. А я что? Я и не умею ничего особенного. Разве что любить...
      - Очень важное умение, мисс Уизли.
      Девушка обернулась. К ним приближался профессор Снейп. Он обогнул Джинни и поставил на прикроватную тумбочку кубок с зельем. Потом посмотрел на девушку и добавил:
      - Может быть это самое важное умение в жизни...
      ***
      Джинни поднялась, испуганно разглядывая своего преподавателя. Он сказал:
      - Вы можете идти. Отдохните. Дальше я сам.
      Профессор выглядел ужасно. Всклокоченный, измученный, небритый. Впервые она видела его не в сюртуке, а в обычной рубашке. Один рукав был закатан, и Джинни вздрогнула, взглянув на руку Снейпа. Она была покрыта шрамами, поджившими и свежими. Что он с собой сделал? Он, между тем, взглянул на девушку и рассеяно спросил:
      - Вы что-то сказали?
      Его глаза были красны от бессонницы...
      - Нет-нет, сэр, ничего, - Джинни попятилась. Её тревога росла. Профессор, похоже не в себе, совсем дошёл... Ему нужно отдохнуть. Но её он не послушает, а мадам Помфри нет... Надо бежать за Гарри!
      - До свидания! - и девушка выскочила за дверь.
      Северус не обратил на неё внимания. Он так устал, что с трудом воспринимал окружающее. Присев на край кровати, профессор приподнял Гермиону и обнял её. Голова девушки лежала у него на плече, и на мгновение он забыл, зачем здесь находится. Она была так близко, её волосы пахли мёдом, и Северус зарылся в них лицом и поцеловал висок. Я всегда буду охранять тебя, малышка. Всегда.
      Девушка застонала. Он нашарил кубок и поднёс к её губам.
      - Пей, девочка.
      Гермиона не отреагировала.
      - Пожалуйста, помоги мне немножко. Ну же, давай.
      Она сделала глоток. Ещё один. Ещё...
      Это зелье поможет. Должно помочь! Только бы не было ошибки. Слишком высока ставка... Ты придёшь в себя, и больше я тебя не побеспокою. Я не омрачу твою жизнь, но знай, что я всегда буду рядом, если случится беда...
      Северус не думал о том, что проделанная им работа - это открытие мирового масштаба, что с помощью его зелья можно будет поднять на ноги тех, кто сейчас безнадёжен, излечивать рак, диабет и массу других болезней. Возможно, заранее выпитое, оно даже будет блокировать смертельное проклятие. Перспективы были невероятными...
      Но сейчас его это не волновало. Поможет ли оно Гермионе, вот что было главным. Девушка так давно находится под действием проклятия, её силы истощены...
      - Пей, пей. Вот так, умница.
      Наконец, кубок опустел. Северус осторожно опустил Гермиону на подушки и замер, ожидая приговора. Девушка застонала, и его сердце упало.
      Внезапно её веки затрепетали, и она медленно открыла глаза. Гермиона будто всплывала из беспамятства, и он забыл дышать, ловя малейшие изменения на её лице. Её взгляд блуждал и вдруг остановился на нём. Она замерла, всматриваясь...
      - Живой...
      Несколько секунд они глядели друг на друга.
      - Мы победили?
      Он кивнул.
      - Живы... Боже, Вы живы...
      О чём она говорит? Почему её волнует, жив он или нет?
      Гермиона попыталась подняться. Не рассуждая, Северус обнял её за плечи и помог сесть. И снова она была так близко от него... Девушка смотрела ему в лицо, и внезапно из её глаз брызнули слёзы.
      - Значит не приснилось. Я же видела, что Вы умерли... И вдруг услышала Ваш голос. А Вы живой. Господи, какое счастье! - и она уткнулась ему в плечо.
      Оглушённый, он не знал что и думать. Он боялся поверить тому, что услышал. Она сказала... Или он бредит? Галлюцинации наяву, от недосыпа бывает... Или всё же?...
      Мир вокруг терял чёткие грани. Реальность и мечта перепутались между собой. Что это: явь, сон?
      Наконец, решившись, Снейп выдохнул:
      - Что ты сейчас сказала?
      Она посмотрела на него и едва слышно прошептала:
      - Любимый...
      Он вздрогнул. Но её глаза не лгали... Они не умели лгать...
      - Родная моя... - и он начал осыпать поцелуями её глаза, лоб, щеки, всё её нежное лицо, на котором стремительно исчезали страшные шрамы. Он шептал тысячу глупостей, совершенно не владея собой, а она робко отвечала, ласкаясь к нему, она тихо смеялась и вдруг прижалась губами к его губам.
      Северус застонал и углубил поцелуй. Невероятное чудо случилось, и она - живая, трепещущая, влюблённая, - была в его объятьях. Его сокровище, его счастье, его жизнь...
      ... А у порога больничного крыла замер Гарри, глядя на мужчину и женщину, прильнувших друг к другу. Он смущённо улыбнулся, попятился и плотно притворил за собой дверь.
      В окна било яркое солнце. Круглыми глазами смотрела встревоженная не на шутку Джинни. Юноша засмеялся, подхватил её на руки и закружил по коридору.
      - Всё хорошо! Понимаешь? Всё хорошо!
      Конечно, у них ещё будут и заботы и проблемы, но страх за жизнь близких и друзей, разжимал когти, таял, уходил в небытиё...
      Воистину, сегодня был день, когда, наконец, кончилась война.
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: NC-21
      Пейринг: СС/ГГ
      Жанр: Darkfic, Drama, POV
      Дисклаймер: герои принадлежат г-же Роулинг.
      Саммари: хроника безумия.
      Комментарии: любителям флаффа и ХЭ лучше не читать. Поберегите нервы.
      Предупреждение № 1: AU, OOC.
      Предупреждение № 2: мат, насилие, жестокость, смерть персонажей.
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      Стоял тёплый летний вечер конца июня. Тихие улочки недалеко от центра отдыхали от дневной суеты. Из распахнутых окон домов едва слышно доносились звуки телевизоров и людские голоса. По остывающему асфальту мчались редкие машины, светофоры исправно переключали цвета.
      В мусорных баках, притаившихся в тени, рылся какой-то нищий. Он деловито громыхал крышками и что-то бормотал себе под нос. Наконец, собрав в пакет свою добычу, он побрёл прочь, поглядывая по сторонам. Эти улицы были его вотчиной.
      Вот какой-то занятный прохожий. Одет странно. То ли одежда пастора, то ли сюртук гробовщика. Солидный, видать, господин. Добропорядочный. У такого можно чем-нибудь поживиться. Вот он как раз остановился у светофора. И дорога пустая, а не переходит, дожидается сигнала. Да, правильный господин, он, конечно, подаст мелкую монетку, если попросить. Нищий заторопился. Вдруг этот человек уйдёт? Но светофор благоволил замыслам попрошайки. Прохожий в чёрном сюртуке продолжал стоять на пустынном перекрёстке.
      Нищий обошёл его, подобострастно и нагло заглянул в лицо.
      - Эй, мистер, не подадите бедному человеку?...
      И замолчал. Попятился. Сглотнул. И поскорее заковылял прочь.
      Через десять минут нищий уже сидел в грязном баре и глотал виски. Глотал как воду, один стакан за другим, глядя остановившимися глазами в тёмный угол. Бармен хлопнул давнего клиента по плечу.
      - Как делишки, старый пройдоха?
      Нищий вздрогнул и повернул к бармену посеревшее лицо.
      - Знаешь, Билли, я сейчас видел Смерть* ...
      _______________________
      * В Англии Смерть изображают в виде мужчины в чёрном одеянии.
      ***
      Ненавижу.
      Ненавижу вас всех. Скопом и по отдельности. Сволочи. Мерзавцы. Твари.
      Вы заслужили эту ненависть, вы все – красивые и правильные. Чистенькие, удачливые, умные. Довольные своей жизнью. Охотно играющие по правилам, потому что по ним вы можете выиграть. Заурядные. Самовлюблённые. Пустые.
      Вам всегда нравилось вытирать об меня ноги, издеваться, обзывать. Вы ненавидите меня. И боитесь. Что ж, это правильно. Иногда и у тупиц бывают моменты просветления.
      О, конечно, вы никогда в этом не признаетесь. После войны вы нацепили на меня ярлык героя, а потом отвернулись с сознанием выполненного долга и занялись своей повседневной глупой жизнью. Вы полагали, что я должен быть счастлив официальными восторгами и металлической побрякушкой, которую вы навесили на меня. Впрочем, каждый судит по себе. Наверное, в этой ситуации любой из вас был бы на седьмом небе. Но я – не вы. Я другой породы. Зачем мне ваши фальшивые улыбки, когда в моей груди ревущий огонь и мертвенная пустота? Это не лечится безразличной вежливостью. Возможно, это не лечится вообще.
      В сумерках я иду по городу, автоматически отсчитывая повороты, переходя улицы, но я не вижу ничего вокруг. Меня ведёт пылающая ярость. К цели. К цели. К цели!
      Что вы знаете о жизни? Что вы знаете о боли? О лишениях?
      Парочка круциатусов – это не боль. Небольшая диета во время поисков хоркруксов – это не лишения. И если у вас погиб придурок-брат или знакомый-оборотень, то вы ещё ничего не знаете о жизни. Но если бы вы прошли моим путём... Я бы посмотрел, какими бы вы стали!
      Судьба никогда и ничего не дарила мне. Ни заботливых родителей, ни друга, ни любимой. Вечно перепуганная и забитая мать, самодур-отец, злобные соседские дети, которые смеялись над моими обносками. И лютая ненависть ко всем: благополучным и весёлым, знающим, что дома им рады, бывающим в цирке и зоопарке. Празднующим дни рождения и рождество. Ну и чёрт с вами! Я выше вас, и могу такое, что вы бы потеряли штаны от страха, если бы мне вздумалось с вами позабавиться.
      В юности я дошел до края пропасти и, не дрогнув, шагнул в неё. К чему мне было бояться, что мне было терять? Лили? Да, она могла бы остановить меня, если б захотела. Если бы она меня любила, я бы сделал для неё всё. Но она предпочла это ничтожество. А больше у меня никого не было. И я хлебнул тьмы полной мерой. Я убивал. Легко и просто. Я мучил и предавал. Страдания других приносили мне мрачное удовлетворение, я мстил всему миру за унижения.
      Но даже ненавидя всех, я почему-то продолжал любить Лили и не мог смириться с неизбежностью её смерти. Я пытался спасти её, а заодно уж и её никчёмных мужа с сыном.
      Зачем я это сделал? До сих пор не могу понять. Если бы я остался в стороне, всё было бы кончено уже тогда. Но нет, я ещё не совсем оскотинился, и проклятая совесть не давала спокойно жить. И невыносимо болело что-то внутри. Если бы она спаслась, то может быть была бы мне благодарна. Но она погибла, а я остался один с этой слепящей болью, тоской и непониманием, как и зачем жить дальше.
      Этот старый маразматик говорил, что я должен жить ради спасения её сына. Что пока жив он, то жива и она. Не знаю. Меня это не грело. Но выбора всё равно не было. Пришлось довольствоваться этим. И прошло ещё семнадцать лет полных невыносимого одиночества и страданий. Я жил, окружённый ненавистью и непониманием, чтобы спасать. И снова спасать... И снова... И никогда не слышать ни одного доброго слова. Тот, кто не испытал этого, тот не поймёт, до какой степени это страшно. Отчаянье и усталость - вот что я чувствовал все эти годы. Мне нечего было ждать от жизни. Я хотел умереть. Не мог, но хотел. И когда отдал Поттеру воспоминания, то вздохнул с облегчением: наконец-то я отдохну. Тьма сомкнулась надо мной...
      ***
      И какого чёрта она приволокла колдомедиков в эту забытую богом хижину, где я подыхал от потери крови? Кареглазая хрупкая девчонка с громоздким именем - Гермиона. Она суетилась, бегала, помогала. Я смотрел на неё, и вместе с жизнью во мне расцветала упрямая надежда. Я поверил ей. Поверил, как последний дурак.
      Целый год я наблюдал за ней. За её пленительной скромной красотой. Нет, Гермиона не грудастая красотка со штампованной мордочкой. Она живая, волнующая, естественная. Правда рядом с ней крутится этот рыжий молокосос, и она улыбается ему. Но он же не сможет оценить её так, как я! Гермиона не станет, как другие дуры, влюбляться на волне гормонов в первое попавшееся ничтожество. Эта девочка слишком умна. Она рождена для другого.
      Моя душа, заскорузлая от крови, в муках пыталась расправить крылья. Я хотел вспомнить, как это - быть просто человеком. Не готовиться к отражению опасности, не таить мысли и чувства так глубоко, что и самому не докопаться, не биться о стальные прутья строжайшего самоконтроля. Жить. Боже, я не умею... Но я научился бы. Мне просто нужно понимать, для чего. Чтобы видеть её глаза и улыбку? Если бы только знать, что я нужен, что мне рады. Ведь зачем-то она спасла меня! Я ловил себя на том, что повторяю её имя. Как мантру, как заклинание. Гермиона! Её имя - ключ, отмыкающий дверь в будущее, в жизнь, в счастье. Гер-ми-о-на...
      Я терпеливо ждал. И на выпускном вечере увидел, что она стоит у окна в одиночестве. Я подошёл и, наконец, сказал, что был бы рад видеть её в будущем. Что я, чёрт побери, хочу её видеть! Что она нужна мне, нужна как воздух.
      Гермиона отшатнулась. И на секунду я увидел в глубине её глаз отвращение. К старому, уродливому, злобному профессору, признающемуся ей в любви. Потом она покраснела, пробормотала какую-то банальную вежливость и поскорее сбежала. А я, окаменев, остался стоять у окна. Я ошибся. Эта девочка спасла меня из абстрактной любви к добру. И вообще, она такая же как и все.
      Она заплатит мне. Не стоит обманывать последнюю надежду проклятого человека. Это дорого обходится...
      ***
      Обычный стандартный дом. Невзрачный. Никакой. Словно раковина, серая и грубая. И по виду ни за что не догадаешься, что внутри скрывается жемчужина. Ловцы кладут раковины на солнце и ждут, пока те не раскроются, а особо нетерпеливые взламывают створки ножом. И жадно вытаскивают нежный жемчуг своими грубыми пальцами.
      Я нетерпелив. И, подойдя к дому, я, не задумываясь, взломал дверь. К чему стучать или звонить? Я всё равно войду, хочет она или нет.
      Короткий коридор, она там, в комнате справа. Сейчас я на таком взводе, что чувствую буквально через стены. Я знаю, что в доме нет никого постороннего, её родители так и не вернулись в Англию.
      Дверь на себя. Яркий свет ламп. Диван, открытое окно. И она у стола. Поднимает голову и смотрит на меня. На её лице недоумение, и сразу страх, она всё понимает, она всегда была умна, и мгновенный рывок за палочкой. Грохочет опрокинутый стул. Способная девочка...
      Кидаю короткий взгляд, и её палочка улетает в окно. Гермиона пятится и вдруг бросается следом за ней к распахнутым створкам. Хочешь убежать? Нет, малышка. С моей реакцией тебе не тягаться. Я и так довольно силён, а, кроме того, накачан природной магией под завязку, будто смертоносный снаряд. Моя ярость задействовала все подспудные резервы... Сейчас я могу, как джин, в мгновение ока разрушить город или построить дворец. Но мне нужна только ты.
      Легкое движение, и она хрипит, хватаясь за горло, а невидимый аркан тянет её ко мне. К моим ногам. Я смотрю на неё. Гермиона бьётся в удушье, и задравшийся халат обнажает её длинные чудные ноги. Я чувствую, как и мне становится нечем дышать. Опускаюсь на колени, касаюсь, ослабляю хватку заклинания. Всё, всё, не надо бояться. Ты такая красивая... И резким движением рву цветную тряпку.
      Её тело так нежно, белая кожа лучится в электрическом свете. Моя жемчужина... Склоняюсь над ней, скользя шершавыми ладонями по пьянящим изгибам. Она пытается вырваться, дёргается, кричит, но крик мгновенно стихает. Я не хочу, чтобы было шумно.
      Ещё одним заклинанием обездвиживаю её. Ты всё равно не поймёшь, глупышка. Я же люблю тебя...
      Долой сюртук. И рубашку, и брюки. Всё. Посмотри на меня, Гермиона. Я не так уж страшен.
      Белые трусики. Смешная преграда. И кружевной бюстгальтер. Он неожиданно оказывает серьёзное сопротивление, тянется, но не рвётся. И тогда из вороха одежды я достаю кинжал.
      Она с ужасом смотрит на страшное оружие. Это только кажется, что кинжал - несерьёзно. Этот - старинный, гоблинской работы, его клинок не затупился за много веков. Он служил семье Принц ещё с тех времён, когда маги полагались не только на силу заклинаний. Тяжёлый боевой кинжал с широким и длинным тусклым лезвием. Я брал его с собой, когда отправлялся к Лорду. Кто знает, иногда верный клинок спасает жизнь лучше чем волшебная палочка, а я должен был жить... Посмотри, какой он красивый! Хотя, что ты понимаешь, по-настоящему его грозную красоту смогли бы оценить разве что Блэки, но от их рода никого не осталось. Малфои - уже нет, они появились позже, и магия древнего оружия им чужда...
      Разрезанный бюстгальтер открывает девичью грудь, два нежных плода с бледно-розовыми сосками. Боже!.. Кровь стучит в висках, шумит в голове, я касаюсь губами её бутонов, облизываю, посасываю, со стоном втягиваю в себя. Девочка... Если бы ты родила мне ребёнка, то твои соски сочились бы сладким молоком... Прячу лицо между грудями, вдыхаю неповторимый, кружащий голову аромат. Моя маленькая!... Я освобожу тебя, малышка. Ведь ты видишь, как я люблю тебя. Ты будешь доброй и ласковой. Или не будешь вообще.
      Снимаю заклинание. Нежно касаюсь щеки. И тут же получаю удар ногой в пах. Не-е-т!
      Ярость вздымается во мне, словно чёрная волна. И кулак впечатывается в её лицо, как в глину. Хрустит сломанная кость, Гермиона захлёбывается кровью, а я продолжаю наносить удар за ударом. По лицу. По груди. Зачем ты так со мной? Почему не любишь меня? Сволочь! Ты всё равно будешь моей!
      Так же как Лили. Если бы у Темного Лорда всё прошло как надо, он отдал бы мне её. Я много раз представлял, как она будет сопротивляться и вырываться. Как я заставлю её. Как буду брать. Так как я хочу. И где хочу. Но тогда я не смог даже в воображении перенести её страдания и кинулся к Дамблдору. Слюнтяй. Я заплатил за свою слабость долгими годами одиночества, тоски и отчаянья. И всё это время я честно пытался сохранить в себе то хорошее, что во мне ещё было. Я бы взрастил эти хрупкие ростки. Но ты! Ты предпочла их затоптать!!! Так получай сполна то чудовище, которое ты породила! Насладись им!
      ***
      В комнате послышалась возня, слабый стон. Звуки ударов, сдавленное рычание. И победный мужской крик.
      Если бы кто-нибудь заглянул в окно, он увидел бы, как окровавленная девушка корчится под телом насильника. И его неистовое, исступлённое лицо.
      Но рядом с домом было пусто. Пусто и тихо.
      ***
      Сладкая, сладкая... Какая тесная, как хорошо. Нет, сучка, не дёргайся, не выйдет. Силу моей магии и моих рук тебе не сломить. Ты не знаешь как это бывало, а я это видел много раз... Рудольфус любил насиловать и пытать девушек одновременно. Хочешь попробовать? Хо-о-очешь... Маленькая шлюха! Получай!
      С моих ладоней срывается пыточное проклятие, и её тело выкручивает судорогой боли. А-а-ах! Хорошо! Спазм за спазмом... Смерть, боль, любовь... Это любовь Упивающегося... Ещё, ещё...
      Её зрачки делаются огромными, кровь лаково блестит на лице и тёмными каплями срывается на пол. Рот распахнут в беззвучном крике. Впиваюсь в губы, солёный тёплый вкус... Рывками вхожу в неё. Снова, снова. Круцио! Задыхаюсь от блаженства. Моя, моя!.. Как сладко у неё всё сжимается внутри... Тебе больно? Мне было больнее... Какое восхитительное тело, какой волшебный аромат кожи. Запах страха, боли, секса... Как давно я ждал этого, как хотел тебя... Не рвись, не убежишь... Я не выпущу. Ты не хотела меня? Мерзавка! А пришло-о-ось. Видишь, как всё просто? В конечном итоге всё решает сила. Куда?! Круцио!
      Она сжимается вокруг меня, её мука дарит мне такое наслаждение, что в голове наступает звенящая пустота. Упоённо рычу, и моё тело, наконец, извергается в неё, содрогаясь в пароксизме страсти.
      Тяжело дышу, вжимаясь в её тело, целую в шею. Хорошая девочка. Отстраняюсь, непослушными пальцами отвожу упавшие на лицо пряди. Я хочу её видеть.
      Гермиона смотрит в сторону, её дыхание похоже на всхлипы. Она ещё не отошла от пытки. К тому же, вломившись в неё безо всякой подготовки, я конечно же сделал ей больно. Ничего, ничего, малышка. Ты сама виновата. Не надо было сопротивляться...
      Вытаскиваю палочку, убираю с её лица кровь, залечиваю сломанный нос. Вот так. Видишь, я добрый. Меня снова тянет к ней. Я начинаю ласкать её, целую лицо, глаза, губы... Гермиона не отвечает, взгляд её пуст. По щекам текут слёзы, она смотрит куда-то в потолок и кусает дрожащие губы, пытаясь сдержать плач. Её тело содрогается от рыданий, а я всё ласкаю её и потихоньку снова сатанею от желания. И, не в силах сдержаться, вхожу в неё снова. Двигаюсь внутри её складочек, с моих губ срываются стоны, а она всё ревёт. Не стоит обращать внимание, поплачет и перестанет. Я заберу тебя к себе, и если ты станешь хорошо себя вести, то буду заботится о тебе. Ты любишь книги? Прекрасно. У меня замечательная библиотека. Вот так, девочка, не бойся, я больше не буду тебя наказывать, видишь, как хорошо... Хорошо... О... О... Ооооо!!!!
      Кричу, и новый оргазм затопляет меня горячей пьянящей волной. Дрожа, обнимаю её, собираю губами её слёзы. Гермиона... Моя маленькая...
      В её глазах мелькает искра упрямства, и я настораживаюсь. Что такое? Внимательно всматриваюсь в её лицо, но Гермиона упорно смотрит в сторону. Она обездвижена, скована заклинанием немоты, но, кажется, она продолжает сопротивляться! Хватаю пальцами за подбородок, поворачиваю её голову. Смотри на меня!
      В её глазах ненависть. Она кривится, пытаясь преодолеть силу заклинаний, и вдруг плюёт мне в лицо.
      Ошеломлённо смотрю на неё, вытираю плевок. Ты не понимаешь? Я люблю тебя! Слышишь, люблю!
      Её губы вздрагивают, и вдруг она начинает смеяться. Всё громче и громче. Я отшатываюсь. Никогда ещё я не слышал смеха, в котором было бы столько презрения и гнева.
      Из моей груди вырывается не то рык, не то рыдание. Хватаю её за плечи, трясу. Ну что же ты делаешь? Зачем ненавидишь? Я не могу без тебя! Будь со мной! Только будь со мной! Не мотай головой, я же всё равно не отпущу тебя! Ты не хочешь? Ты всё равно сбежишь? Нет! Одумайся! Я не позволю. Я не дам тебе уйти. Цепенеющими пальцами нашариваю кинжал. Останься! Люби меня! А иначе... иначе!..
      Она впивается в меня глазами. Если бы взглядом можно было убить, я был бы уже мёртв. Не хочешь? Всё-таки не хочешь?! Так получай!
      ***
      Широкое лезвие вошло в грудь девушки как в масло, и послышался удар острия об пол. Гермиона судорожно дёрнулась, будто пытаясь вздохнуть, по телу прошла короткая волна дрожи, а затем она застыла, неподвижная, бездыханная. Её мёртвые глаза смотрели куда-то вдаль, а на губах так и осталась презрительная усмешка. Даже теперь она не сдалась.
      ***
      Пусто. Тихо. Что я наделал? Убил... Мою ненаглядную. Мою... Ответь мне! Скажи что-нибудь! Молчит. Моя любимая упрямица. Всё. Всё. Стучит в висках. И что-то так больно поворачивается в груди. Слёзы? Я не плакал с раннего детства... До чего я дошёл... Что натворил? Она могла бы жить и радоваться, а я её убил... Зачем? Какая тоска... Я не хочу. Боже, я устал. Прислоняюсь к дивану. Так легче... Видно, от судьбы не убежишь, на роду мне написано быть проклятым богом и людьми. Вот я и сделал то, что было мне предначертано. Зачем? Я не знаю. Я вообще ничего теперь не знаю.
      Слипаются глаза. Отдохнуть... Но потом придётся просыпаться. Для чего? Ведь она умерла. Моя родная. Девочка моя любимая. Я так устал, а ты... Моя милая, моя ласточка. Я люблю тебя...
      ***
      В глазах мужчины погас дьявольский огонь. Теперь его лицо выглядело просто усталым.
      В комнату, залитую электрическим светом, заглянула луна. Он долго смотрел в её круглый безумный глаз. Потом перевёл взгляд на девушку. Поправил её локон. Нежно коснулся холодеющей щеки. Пальцы скользнули ниже, по белой шее, по груди. Наткнулись на кинжал. Мужчина выдернул его и посмотрел на лезвие, тёмное от крови. Задумчиво коснулся пальцами острия. Улыбнулся.
      И всадил клинок себе в грудь.
      ***
      ...Через пару дней нищий подобрал газету с заголовком, кричащим об убийстве. Он взглянул на фотографии мужчины и девушки, и затрясся, узнав человека, который так напугал его. Глаза мужчины были приоткрыты, и нищему показалось, что тот смотрит ему прямо в душу своим тяжёлым немигающим взглядом, напоминающем о неумолимости смерти...
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: PG-13
      Пейринг: ГГ/СС
      Жанр: romance
      Разрешение автора оригинального фика: получено
      Дисклаймер: Все права на героев принадлежит г-же Роулинг.
      Саммари: Сиквел к фанфику «По мотивам «Золушки». Маленькое детективное хулиганство.
      Комментарий: Спасибо Jemaima за вдохновение.
      Предупреждение: Читать только после «По мотивам «Золушки». Иначе просто трудно понять, о чём идёт речь.
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      ***
      Гермиона с пылающими щеками неслась по коридору, и её слёзы разлетались во все стороны. Не он. Не он... А она-то размечталась... Дура!
      В ней клокотала обида и жгучий стыд... Выбравшись из подземелий, она остановилась, прижав ледяные ладони к пылающим щекам. И тогда ей, наконец, пришла в голову здравая мысль.
      «Но тогда кто?!»
      У кого ещё могут быть ТАКИЕ глаза? И мозг лучшей ученицы Хогвартса заработал.
      «Так... Что у меня ещё есть? Рост. Ну, допустим. Фигура... Гм... Средняя мужская фигура. Ну что ж, и то хлеб. Не гигант, не карлик... Ладно, посмотрим...
      То, что её загадочный партнёр по танцам не является учеником Хогвартса, она была уверена. Всё-таки она проучилась здесь семь лет, лица, глаза и фигуры однокашников примелькались...
      Значит Шармбатон... Решительно вытерев слёзы, она направилась к карете на опушке Запретного леса.
      Утро разгоралось. Нежные облака, лёгкий ветерок, почему-то несущий дыхание трав, от которого кружилась голова. Запах травы сейчас рождал в ней такие ассоциации, что она невольно покраснела. Его руки... И травинки у самого лица... И изнывающее от страсти тело...
      Она сглотнула. Очнись, Гермиона! И мысленно отвесила себе пару оплеух, чтобы придти в себя. Мечтала о карьере аврора? Пожалуйста, вот тебе первое дело. Надо установить, кто из шармбатонцев танцевал с тобой на балу. Если, конечно, это вообще был шармбатонец...
      Наколдовав изящную скамейку, она уселась и, не выпуская из вида карету, стала дышать свежим воздухом.
      Ждать пришлось долго. Вчерашний вечер удался на славу, и французские гости отсыпались. Но, в конце концов, дверь кареты отворилась, и на лужайку выскочили две миловидные девушки. Стрельнув в сторону Гермионы глазами, они звонко рассмеялись и убежали к озеру. Гермиона хмыкнула. Ну да, она выглядит как полная дура, и любому совершенно очевидно, зачем она здесь сидит... Но уходить она не собиралась. Ни за что!
      А вот и парни. Французские кавалеры выбирались из кареты и разбредались по своим делам. Многие с любопытством поглядывали на Гермиону. А она, в свою очередь, внимательно разглядывала их, особенно отмечая цвет глаз, рост, телосложение...
      Не тот... не тот... и этот не похож... Сколько же их там? Шесть, семь... Опять не тот... Этот слишком хрупок, этот высок, у этого вообще глаза серые, а у того – голубые. Её напряжение росло. Наконец, кто-то из французов подошёл к ней и склонился в галантном поклоне.
      - Кого-то ищете, мадемуазель? – его глаза смеялись. Голубые глаза...
      - Вы догадливы.
      - И кто же этот счастливец? – он едва ли не мурлыкал.
      - Скажите, у кого из ваших товарищей чёрные глаза?
      Шармбатонец задумался.
      - У Анри. Он ещё спит. Но, мадемуазель, зачем он Вам? Быть может вы передумаете?
      Она томно взглянула на него, и в глазах у парня мелькнул восторг.
      - Может быть. Но сначала мне всё же надо поговорить с этим вашим...
      Француз вскочил.
      - Я его сейчас разбужу! – и умчался в карету. Галантный молодой человек... Сердце Гермионы колотилось в самом горле. Она стиснула руки, пытаясь унять волнение. Значит всё-таки один есть... Господи, господи...
      В проёме двери показался давешний собеседник и крикнул:
      - Вот он, мадемуазель! – и вежливо ушёл.
      А Гермиона смотрела, как к ней подходит черноглазый юноша, и чувствовала тошнотворное головокружение. И рост подходит... И сложение похоже... Обессилев, она опустилась на скамейку.
      - Доброе утро, мадемуазель. Вы меня искали?
      - Я искала одного партнёра по танцам на вчерашнем балу. Возможно это Вы.
      - Возможно. – он окинул её оценивающим взглядом. Гермиона поёжилась.
      - Скажите, какой костюм был на Вас надет?
      - О, мадемуазель... – он сделал вопросительную паузу.
      - Гермиона.
      - Гермиона. Зачем вам мой костюм? Ведь я сам уже здесь! И, признаться, я очарован...
      Гермиона обомлела. Француз оказался на редкость нахальным. Такой полезет целоваться на балу, запросто... Он, кажется, и сейчас хочет её поцеловать!
      Она вскочила, разорвав его полуобъятья. Он усмехнулся.
      - Ну, зачем же так, Гермиона... Ведь Вы сами меня искали...
      О, боже, нет!
      И тут ей пришла в голову спасительная мысль. Абсолютно слизеринская, но ей некогда было изумляться собственному хитроумию.
      - Я искала моего партнёра по танцам, чтобы сказать ему какой он негодяй. Вчера на балу он оскорбил меня, прикрываясь маской. У этого человека были глаза похожие на Ваши. И одет он был в зелёную мантию!
      Парень вскочил.
      - Это был не я!
      Она рассмеялась низким хриплым смехом и протянула:
      - Рассказывайте...
      - Да я... Я докажу Вам! - он схватил её за руку и поволок за собой в карету.
      В полутёмном коридоре они столкнулись с какой-то девушкой. Она отскочила в сторону и хихикнула:
      - Ой, Анри, а ты даром времени не теряешь...
      - Мод, скажи этой девушке, в какой костюм я был одет на балу!
      - В костюм звездочёта.
      - Вот видите! Идёмте, идёмте!
      Он притащил её в свою комнату. Заинтригованная Мод вошла следом. Анри распахнул гардероб и швырнул на постель чёрный костюм.
      - Этот?
      - Этот, - Мод удивлённо переводила глаза с Анри на Гермиону.
      А Гермиона смотрела на костюм и чувствовала, как огромная тяжесть сваливается с её плеч.
      - Спасибо, Анри, - всхлипнула она, поцеловала парня и бросилась бежать.
      Анри пожал плечами.
      - Сумасшедший дом...
      ***
      Профессор Снейп сидел в своём кабинете, разбирая полученные ингредиенты для зелий. Внезапно раздался грохот двери, и в комнату как фурия влетела Гермиона Грейнджер.
      - Грейнджер, что Вам опять тут понадобилось?
      Она остановилась у его стола.
      - Я уже вернула Вам перчатку, сэр. Но я забыла вернуть ещё одну вещь...
      Он удивлённо взглянул на неё.
      - Ещё одну...
      – Да, сэр! - и к его губам прижались её губы. Чёрт!...
      Он невольно ответил и обнял её хрупкую фигурку, прижимая к себе. Уже не мимолётное прикосновение, а настоящий... Какая ты нежная, какая желанная... Девочка... Она льнула к нему, и от её близости кружилась голова... Он хрипло вздохнул. И тут она оторвалась от него. В её невероятных глазах стояли слёзы... Сердитые слёзы... Но, почему?...
      - А это Вам за ложь!
      Она со всего размаху влепила ему пощёчину и, рыдая в голос, выбежала из кабинета.
      Он стоял, ошеломлённо потирая щеку. Вот это да... В голове чуть ли не впервые в жизни царил абсолютный кавардак. Ну конечно, он был опытным шпионом, умеющим в одно касание разгадывать хитроумные замыслы врага, но кто поймёт этих женщин?!
      Сейчас его разрывали два совершенно разных желания. Ему хотелось пойти к Дамблдору и передать ему оплеуху. Но ещё больше ему хотелось догнать Гермиону, схватить её и не отпускать до конца жизни. Он не знал, что он сделает в первую очередь, но то, что сделает и то и другое, не сомневался...
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Жанр: Romance
      Пейринг: СС/ГГ
      Рейтинг: G
      Дисклаймер: Мне ничего не надо.
      Саммари: Воспоминания у окна.
      Комментарии: к Рождественскому балу я не успела, но ведь зима ещё не кончилась.
      Предупреждение: AU, POV Гермионы
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      Я стою у окна и смотрю, как падает снег. Сегодня Сочельник.
      Там, за окном огромный и пустой мир. Низкое небо, сумерки и снег, снег... В такие дни кажется, что улицы заполнены дыханием Снежной Королевы. Люди инстинктивно чувствуют его и торопятся в свои дома, где щедрое тепло, сияние свечей и вкусные запахи. Они оставляют город холоду, снегу и ветру.
      Снег бесконечен. Он закрывает своей пеленой весь свет.
      Вот так же падал снег, когда я ушла от тебя.
      Я просто устала. Не хватало никакого терпения, спокойствия и любви, чтобы выдерживать твой тяжёлый нрав. Конечно, тебя можно понять, ты всю жизнь прожил один, ты всегда знал, что никому нельзя доверять, ты всё привык решать сам. Категоричность, властность и язвительность – тяжелая броня, броня ото всех, даже от меня. Ты боялся тех моментов, когда открывался передо мной, своей беззащитности, опасался, что однажды я предам тебя. Ведь все остальные предавали... Ты ненавидел меня за свою ко мне слабость, требовал, чтобы я стала такой же как ты. Но как не велика способность женщины копировать личность мужчины, нельзя требовать невозможного. Я не могу стать тобой.
      Твои железные шипы так больно ранили меня. Я терпеливо залечивала свои раны и прощала..., прощала... А ты принимал всё как должное и продолжал казнить меня, считая, что во всём прав. И тогда я ушла.
      Перед этим долго тянулся какой-то ненужный разговор, полный невнятных упрёков и претензий, ты источал сарказм и старался ударить побольней, а я вдруг поняла, что больше так не могу. Я повернулась и вышла в коридор. Одела пальто и сапоги. Вернулась. Ты молча смотрел на меня. Я прошептала: «Прости», и ушла прочь из нашего дома.
      Холодный и влажный воздух льнул к щекам, падал снег, я брела через наледи и сугробы, не разбирая дороги. Куда я шла, зачем? Ветер пробирался под пальто, снег набивался в сапоги, но всё это было мелочью по сравнению с тем холодом, который выстужал мою душу. Мне не уйти от тебя хотелось, а лечь и умереть. Вот так, упасть в сугроб, перестать думать и чувствовать, и пусть снег заметёт меня с головой. Зачем я без тебя? Уснуть навсегда, чтобы больше не было этого страшного холода и боли. Как пусто вокруг. Тебя нет. А без тебя мне ничего на свете не надо.
      Я брела, ослепнув от снега и слёз, упрямо переставляя ноги. Чуть не попала под машину. Перепуганный шофер сперва обложил меня матом, а потом, изменившись в лице, стал спрашивать, что случилось. Он хотел мне помочь. Добрый человек. Ненужный. Чужой. Не понимающий, что бывает так, что ничего нельзя сделать.
      И вдруг шофера отодвинула властная рука, и из снежной пелены выступила твоя фигура. Ты разом понял всё, что здесь произошло, и спокойно взглянул мне в лицо, но я видела, как сжались твои губы. Ты обнял и сказал: «Ну, всё, всё. Пойдём», а у меня вдруг подломились ноги, я, дрожа, осела на землю, цепляясь за тебя, не имея сил подняться, безудержно плача. И тогда ты взял меня на руки и пробурчал: «Сумасшедшая. Что ж ты с собой делаешь». И понёс домой.
      Ты никогда не умел извиняться. И никогда не говорил о своих чувствах. Но с тех пор твой характер немного смягчился. Возможно, ты, наконец, поверил мне.
      Мы привыкали жить вместе. Я училась не раздражать тебя по пустякам, а ты – уступать мне. О, как ты это делал! Ты будто играл, иронично взглядывая, ну, давай, мол, жена, проявляй инициативу, а я посмотрю. И я хохотала, ты мой великий и могучий! Ты пустил меня в свою святая святых – лабораторию. Мне нравилось смотреть, как ты работаешь. Наблюдая за твоими умными руками, я замирала от восторга и благоговения. Но когда ты уставал и откидывался в своём любимом кресле, устало потирая переносицу, я несла тебе кофе и усаживалась на скамейку, готовая выслушать твои размышления. Ты задумчиво пил крепкий напиток и рассуждал, излагая логику экспериментов, или просто говорил со мной на разные темы. Я вставляла слово, ты усмехался (как я люблю твою усмешку!) и называл меня доктором Ватсоном. А мне нравилось, угадав момент, будить в тебе желание, разжигая, дразня, и заворожённо смотреть, как из возвышенного мыслителя и учёного вдруг выглядывает нетерпеливый мужчина.
      Ты всё чаще и чаще говорил мне, что любишь меня, что не смог бы без меня сделать и половины своих открытий. Это, конечно, неправда, ты бы всё смог, ведь ты – гений, но мне всё равно было приятно это слышать. Хотя иногда ты и смотрел на меня, будто удивляясь, откуда вдруг в твоём доме взялась женщина.
      Я тоже рассказывала тебе о своих исследованиях, а ты слушал, схватывая суть, и порой давал дельные советы. Когда я защищала работу на звание Мастера Трансфигурации, ты сидел в зале, я не видела тебя, но чувствовала твоё присутствие. Это помогало мне сконцентрироваться, ведь, делая доклад, я параллельно вспоминала наши вечерние обсуждения моих разработок.
      Защита прошла хорошо, а после, на банкете, я была вынуждена выслушивать бесконечные дифирамбы от моих коллег и начальства. Ты тоже слушал, сидя в стороне, молча потягивая вино, и твоё лицо было как всегда непроницаемо. А я дёргалась всё сильней. Как ты отнесёшься ко всем этим восхвалениям? Ведь большинство мужей очень плохо реагируют на успехи своих жён. Рон, например. Или Гарри. Их жёны вообще сидят дома, являясь бледной тенью своих знаменитых мужей. Я пыталась объяснить, что ничего не смогла бы сделать без тебя, я говорила правду! Но меня перебивали, называя скромницей. Наконец, сбежав из-за стола, я наткнулась на своего давнего оппонента. Моя работа опровергла его теорию, и ему это, конечно, не понравилось. Он сказал мне какую-то гадость. Я растерялась. Я всегда теряюсь, когда сталкиваюсь с личными нападками, а потому молча смотрела на него и не знала, что сказать. И в этот момент почувствовала на локте твои крепкие пальцы.
      Ты неторопливо оглядел моего собеседника с головы до ног, прищурился и несколькими едкими и хлёсткими фразами буквально размазал его по паркету. А пока бедняга краснел, бледнел и пытался собраться с мыслями, ты взглянул на меня, чуть приподняв бровь. Я кивнула в ответ на твой безмолвный вопрос, и мы вышли из зала.
      Мы шагали по тротуарам, и вечерний город обнимал нас. Мы с тобой никак не могли наговориться, а потому далеко не сразу заметили, что идёт снег. В середине марта это редкость. Но вечер всё-таки был хорош, и мы упрямо шли пешком, не желая аппарировать. Так что, когда мы, наконец, добрались до дома, то промокли насквозь, а на волосах у нас лежали настоящие снежные шапки.
      Мы отправились отогреваться в ванную, а потом в спальню. Засыпая в кольце твоих рук, я чувствовала себя такой спокойной и счастливой, как никогда прежде. Мы были вместе под твоей несокрушимой бронёй. Я, профессор, Мастер Трансфигурации, гордилась самым высоким в мире званием – жена Северуса Снейпа.
      И мать его детей. Когда родился наш первенец - Эдуард, ты осторожно взял его на руки, и на твоем лице я увидела плохо скрываемый ужас. Ты сказал, что боишься ему что-нибудь сломать. И первый месяц ты прикасался к малышу будто к самой хрупкой из твоих пробирок, а я не знала - смеяться мне или плакать.
      Время шло, из крохотного новорождённого Эдди превратился в подвижного и неугомонного младенца, и тогда ты осмелел. Ты взял на себя ритуал купания, подойдя к нему со всей основательностью и педантичностью учёного. Ты устраивал Эду ванны из морской воды и трав, с обилием игр и закаливающих процедур. Вот тогда я и обнаружила, что в моём муже живёт озорной мальчишка. Из ванной ежевечерне неслись вопли, смех и плеск воды, а когда вы выбирались оттуда, то были мокры с головы до ног. Оба. В твоих глазах мерцали весёлые искры, влажные волосы прилипали к лицу, а Эд сидел у тебя на руках, замотанный в полотенце, как в римскую тогу. Это было самое чудесное зрелище, которое я только видела.
      Благодаря твоему закаливанию Эдди рос здоровым мальчишкой. Детские хвори были лёгкими и проходили быстро. Но в ту зиму, когда ему должно было исполниться четыре, он заболел всерьёз. Пришёл врач, и тогда в нашем доме прозвучал страшный диагноз – менингит.
      Это слово подкосило меня. В ту страшную минуту я почувствовала звериный, слепой ужас и панику. Но рядом со мной был ты – мой защитник, хранитель, опора. Ты вступил в схватку с болезнью так же отважно и хладнокровно, как когда-то сражался с Воландемортом. Сутками не выходил из комнаты сына, поил его своими снадобьями, часами носил на руках, когда Эдди плакал от невыносимой головной боли. Ты не спал, оставляя меня с ребёнком только для того, чтобы спуститься в лабораторию. Уходил день за днём, жар не спадал, Эд бредил и метался, а ты сидел рядом с ним, несгибаемый, упрямый, с чёрными провалами под глазами и траурной каймой щетины на лице. Смерть сужала круги, но ты всё ещё не сдавался, не опускал рук. Я не знала, что ты настолько сильный человек.
      Все это время, наполненное болью и страхом, я молилась. Я, неверующая, молилась истово, страстно, и не знаю, за кого я просила Бога больше – за мужа или сына. Никогда ещё я не плакала такими жгучими слезами, как в те дни.
      И однажды я вошла в спальню Эдди, неся в руках миску с отваром, чтобы протереть ему кожу, и увидела, что вы спите. Эд раскидался на постели, мокрый как мышонок, а ты, укутав его в одеяло, спал рядом на краешке кровати. Я, не веря своим глазам, коснулась лба сына. Он был холодный. Кризис миновал, и болезнь отступила. Потрясённая, я смотрела на твоё измученное лицо. Ты победил. Ты его спас.
      Я осторожно обтёрла пот приготовленным отваром и переодела Эдьку. Уложила поудобней. Сняла с тебя ботинки. Укрыла одеялом. И прилегла рядом, любуясь на двух самых драгоценных для меня людей. Потом поглядела в окно, на небо, и поблагодарила Бога за чудо. А на улице шёл снег.
      Теперь Эдди превратился во взрослого мужчину на голову выше тебя и с косой саженью в плечах. В моего отца пошёл, в нём тоже было почти семь футов роста. Когда сын приходит к нам, ты с усмешкой смотришь на него и говоришь: «Сядь, не хвастайся». А Эд смеётся.
      Вот и сегодня они с женой заявились к нам в гости. Наши младшие дочки ещё студентки, и встречают Рождество в Хогвартсе, а Эд с семейством – у нас. Пока Эдди разговаривал с тобой, его жена, Мелисса, помогала мне сделать последние приготовления к Рождеству. Она управлялась на кухне, а я, наконец, разобрала наш ежегодный рождественский кошмар - мешок писем и открыток со всего мира, поздравления от студентов, коллег, друзей... Мелисса очень добрая и милая, но самое главное – они с Эдом любят друг друга, а что нам ещё надо? Наконец, все дела были переделаны, и они с мужем куда-то пропали. Впрочем, я догадываюсь – куда...
      За окном совсем стемнело. Снежная Королева, видимо, убралась восвояси. Здесь ей никого не соблазнить целым миром и парой коньков в придачу. Зачем нам её мир? Нам хватает и своего.
      Я отворачиваюсь от окна и смотрю на тебя. Ты сидишь в своём извечном любимом кресле, рядом с тобой на скамеечке пристроился Генри, взрослый джентльмен пяти с половиной лет, а трёхгодовалая Мэри бесцеремонно забралась тебе на руки. Они жить не могут без этих посиделок с тобой, и каждый раз, приходя в гости, буквально берут тебя в плен. И ты, ворча, сдаёшься на милость победителей. Вот и теперь в их распахнутых глазёнках сияет любопытство, а ты говоришь про драконов и русалок. Я знаю, что через несколько лет они так же заворожённо будут слушать твои истории о научных тайнах, но пока они маленькие, и ты рассказываешь им сказки. В камине потрескивает огонь, золотые блики ложатся на ваши лица.
      А за окном всё идёт снег.
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Рейтинг: R
      Пейринг: СС/ГГ
      Жанр: AU, Darkfic, Drama, POV
      Разрешение автора оригинального фика: получено
      Дисклаймер: Все права на героев принадлежит г-же Роулинг, на замысел – Тупак Юпанки.
      Саммари: Продолжение фанфика «Иллюзия свободы»
      Предупреждение №1: насилие/жестокость.
      Предупреждение №2: Читать только после «Иллюзии свободы». Иначе просто трудно понять, о чём идёт речь.
      Размер: мини
      Статус: закончен
читать дальше      ***
      Эта ночь выдалась беспокойной. Конечно, я уверен в результате своих усилий. Но всё-таки трудно спать, когда нервы напряжены в ожидании последнего отчаянного вопля боли. Но всё было тихо. А я всё ждал, ждал... Но так и не дождался.
      Утром я снова вынужден идти туда. Мерлин! Я больше этого не хочу, пусть это будет в последний раз. Сейчас я удостоверюсь. С каждой ступенькой воздух остывает на один градус. Шагая вниз, я размышляю. Почему было тихо? Не сработали чары? А может быть она смогла миновать ловушку? Вдруг случилось чудо? Или она просто умерла молча? Дверь приоткрыта. Я смотрю на неё и боюсь идти дальше. Я превратился в слабонервного слюнтяя! Всё, хватит! Я распахиваю дверь.
      Проклятье.
      Она по-прежнему сидит у стены, поджав ноги. И смотрит в темноту. На моё появление она не реагирует, и во мне вспыхивает последняя отчаянная надежда: она сошла с ума. Да, конечно. Только безумный не убежит из ада, если есть такая возможность, и другой надежды на спасение нет. Я подхожу к ней, присаживаюсь на корточки и заглядываю в глаза. Если она сошла с ума, её прикончат, и я смогу, наконец, насладится покоем. Но взгляд её ясен и совершенно разумен. Она смотрит мне в глаза и отворачивается. А на губах возникает и тут же исчезает презрительная улыбка.
      Я же сломал её! Я растоптал её последнюю надежду! Дура! Тупица! Почему ты не ушла? Я стою над ней, сжимая в бешенстве кулаки. Ну, что прикажете с ней делать? Снова изнасиловать? Или просто убить? Но я не делаю ни того, ни другого. На первое у меня просто не хватит душевных сил. А, кроме того, я прекрасно понимаю, что это бесполезно. Я мерзавец, а не дурак. Что не сработало один раз, не сработает и другой. А убить... Да, девочка, я ублюдок. Я и спасти тебя хотел по-ублюдочному. Но убить тебя сам я не могу, прости. Это непременно выплывет наружу, и повелитель будет очень недоволен. А ради тебя я не хочу рисковать. Ради тебя? Или ради своей свободы от тебя? Но так или иначе, выбор у меня невелик – или терпеть твое присутствие, или рискнуть потерять расположение Тёмного Лорда. И этот выбор уже давно сделан.
      Я поворачиваюсь и ухожу. Рано я радовался. Это была только иллюзия победы...
      ***
      Днём мы сидим в гостиной и слушаем Гойла. Он вернулся из Лондона и привёз кучу победных реляций. Гм. Знает ли он вообще такое слово? Мы сидим и слушаем, а он, увлечённый вниманием, переходит к рассказам о том, как он весело развлекался в портовом публичном доме, и какие номера выделывают матросские шлюхи. Я сжимаю челюсти и оглядываю слушателей. Люциус сидит с таким выражением лица, будто у него болят зубы, но другие... Я встаю и выхожу. Мне больше нет нужды слушать. Я знаю что будет дальше. Теперь все эти мерзости они будут проделывать с ней.
      Уже середина июля... В поместье каждый день много гостей. Приезжают, уезжают. Но каждый гость считает своим долгом развлечься вечерком с Гермионой Грейнджер. Как же, это же подружка Поттера! Буквально символ их победы. А я каждый день спускаюсь в подвал, чтобы залечивать её раны.
      Она не ушла, потому что не поверила в мою жалость. Она и не могла мне поверить, после того, что я с ней сделал. А теперь она смотрит в стену, повинуясь моему голосу как автомат. Она не говорит со мной и не умоляет, как раньше. Молчит. Но в её посветлевших глазах упрямо тлеет огонёк жизни. На что она надеется, ради чего живёт? Я не спрашиваю об этом ни её, ни себя. Я уже знаю, что есть вещи, которые мне никогда не понять.
      Сегодня в развлечениях своих подчинённых принял участие сам Тёмный Лорд. Её впервые приволокли в подземелья без сознания. Я потратил почти два часа, чтобы привести её в чувство. Работал с остервенением, ненавидя себя и её. Я прикован к ней, словно колодник к цепи. Я хочу освободится. Уходя, я снова оставил дверь открытой, уже не надеясь ни на что. Как она может выдерживать такое? Где берёт силы для этого бессмысленного нелепого противостояния?
      Уходят день за днём. Повелитель, похоже, втянулся в шалости своих последователей. Я видел. И после этого зрелища впервые задумался о самоубийстве. Они пытают её и насилуют, они творят с ней такое, что к горлу подкатывает тошнота, а она смотрит на них своим ясным взглядом, от которого они совершенно звереют. Я потерял счет её переломанным пальцам, восстановленным зубам и лоскутьям обожжённой до кровавого мяса кожи. С каждым разом мне всё труднее выдирать её из бездны небытия.
      Люциус запил. Как жаль, что я не могу сделать то же самое!
      ***
      Август.
      Повелитель развернулся вовсю, и Малфой-менор превратился в центр обучения сторонников нового порядка. Им нравится, они полны рвения и готовы работать и развлекаться так, как прикажет Тёмный Лорд. Многие из них, я знаю, переняли нашу «добрую» традицию насиловать хором молодых девчонок. Я не хочу этого знать. Это уже без меня.
      Она тает, как свеча. Мои зелья и заклинания действуют всё хуже. Естественно. У каждого организма есть предел восстановления. Даже у такого молодого. Её пожирает лихорадка. Она уже не сидит у стены, а чаще всего лежит на куче вонючей соломы. И не пытается подняться... А я все готовлю и готовлю её для новых мук. Я давно перестал обращать внимание, запираю я дверь или нет. Теперь это уже действительно неважно. Даже если бы она захотела уйти, у неё не хватит на это сил.
      Я проклят.
      Вечером я говорю с Тёмным Лордом.
      - Она умирает. Не успевает восстанавливаться. Нужно сделать перерыв хотя бы на три-четыре дня. Иначе мне не справиться, - боже, какой же я презренный негодяй!
      Равнодушный взгляд кровавых глаз. И высокий, пробирающий до дрожи, голос:
      - Я считал тебя способнее.
      А случившийся рядом Гойл заржал:
      - Это же надо, затрахать до смерти!
      Животное.
      Сегодня я напьюсь вместе с Люциусом. Может быть тогда мне удастся забыть о кошмаре, в котором я живу...
      Чокнемся, дружище. За состоявшуюся победу! Да... Мы заслужили право пить. В конце концов, мой повелитель даже милосерден. Никаких перерывов! Так она умрёт скорей. Налей ещё. Коньяк – хорошая штука! И аристократично, и набраться можно запросто, тут ты прав. И Гойл тоже прав, затрахать до смерти – это, действительно, смешно. Что? Какие слёзы? Не-е-ет, это я так смеюсь. Выпьем! За нас! Мы – хозяева завоёванного мира. Пусть все другие плачут от горя, а мы будем плакать только от смеха! Лей полнее! Мне надо согреться, прежде чем спуститься в этот холодный подвал.
      Пока я спускаюсь к ней, мои руки совершенно коченеют. Но внутри горит сумасшедший коньячный огонь. Он не даст мне пропасть. Не стоит роптать на жизнь, пока есть выпивка! Я смазываю её раны и пою зельем. Но раны уже не затягиваются, и от зелья толка нет. Она стала почти бесплотна, а на сером лице остались, кажется, одни глаза. Ну, и чего ты добилась? На что так долго надеялась? Через несколько дней ты всё равно умрёшь! Упрямая идиотка! Ты чего-то ждала, ты терпела, цеплялась за жизнь и только мучила себя и меня. А ждать было нечего! Никто, слышишь, никто тебя не спасёт! И я не спасу! Всё кончено! Будь ты проклята! Я вдруг понимаю, что ору на неё. Ору и рыдаю.
      Она смотрит на меня. Впервые за долгие недели. И в её взгляде... Должно быть я рехнулся. В её взгляде жалость! Я не могу этого видеть, это уже чересчур. Я поворачиваюсь и выхожу. Мне надо выбраться на крышу и шагнуть вниз. Нет, лучше подождать. Браво! Хорошо быть трусом! Все трусы – очень здравомыслящие люди. Когда она умрёт, я постараюсь всё забыть. Через неделю-другую, наконец, придут долгожданные покой и свобода...
      Но всё случилось гораздо скорей. Уже на следующий вечер её вернули в подземелья раньше обычного. Она слишком быстро потеряла сознание, поэтому они ограничились только тем, что пропустили её по кругу и всё.
      Я сижу рядом с ней и понимаю, что это – конец. Я столько раз видел смерть, что не могу ошибиться. Под моими пальцами медленно проходит волна её пульса. Снова волна. Всё реже и реже. Из её изуродованного тела вытекают последние капли жизни. Мне не удержать этот поток. Я только могу сидеть рядом. Я предавал её каждый день. Из всех выродков, собравшихся в этом поместье, я поступал с ней хуже всех. Но в её глазах нет ни презрения ни злости, взгляд её спокоен. И уже затуманен смертью. Удары сердца всё слабеют, и её глаза, наконец, закрываются. Веточка её руки вздрогнула в моей ладони. Агония. Вот и всё. Рядом со мной только холодеющее тело.
      Больше мне не придётся спускаться в подземелья. Я свободен. Но это уже не имеет никакого значения. Не стоит лгать себе. Я слишком хорошо знаю, что мне ничего не удастся забыть. Ты правильно жалела меня, девочка. Ведь ты уже отмучилась, а я ещё нет. Я получил только иллюзию свободы.
      ***
      И когда месяц пролетел? Я как-то не заметил. Впрочем, я теперь предпочитаю общество коньяка. Повелитель мною недоволен... Но в общем и целом мне повезло, не пришлось ехать в Хогвартс. Не хочу больше командовать, пусть даже и в школе. Там много девочек, и каждая мне будет напоминать... Нет, я лучше тихо сопьюсь.
      Люци сидит рядом и тупо смотрит в огонь. С надрывом кашляет. Это надо умудриться простыть, сидя у камина и не расставаясь с коньяком. Он даже спит с ним в обнимку. Да ты, дружище, так проспиртовался, что все бактерии подыхают на подлёте! Нет, всё равно кашляет. Ну и чёрт с тобой. Пройдёт. Вот, я сейчас налью нам лекарства...
      Мне страшно жить. Мне страшно засыпать, потому что мне снится она. Я стал бояться темноты, мне всюду мерещится её взгляд. Нет, я забуду. Надо просто выпить ещё.
      Через пару дней Люциус слёг. Вот чёрт. Голова с похмелья болит так, что я, наконец, смог забыть о том, какой я гнусный подонок. Проклиная всё на свете, обыскиваю лабораторию в поисках зелья от простуды. Нет. Всё извел на Грейнджер. Придётся варить. Надеюсь, Люци, что я ничего не перепутаю.
      Перепутал я или нет, не знаю, но моё варево не помогло. Тогда я занялся зельем от похмелья, а то ведь работать невозможно. Да... Это подействовало. Господи, хорошо-то как! Вот что значит, варить для себя. Ну, я и мерзавец! Тэкс... Приступим...
      Странно. Это должно было помочь. Но вот уже два дня как Люциус пьёт моё зелье, а толку никакого. Будто это обычная вода.
      Гойл тоже заболел. У него что-то вроде водянки. Дал ему лекарство и поскорее ушёл. Видеть не могу этого урода.
      ***
      Сегодня в поместье ожидали Макнейра и Долохова. Но они не приехали. Прислали сообщения, что больны. Это становится интересным... Потягиваю коньяк и тихо смеюсь. Впервые за много недель у меня хорошее настроение.
      ***
      Гойл умер. Последние две недели я не отходил от него, но все мои усилия были тщетны. Люциус, похоже, тоже умирает. Сегодня я заметил у него Библию. Он меня пугает...
      Ещё около десятка сообщений о болезнях от последователей Лорда. Повелитель бесится и орет про дезертирство. Какое, дезертирство, о чём Вы? Был я у них, все действительно больны. Болезни разные, но есть и кое-что общее – никому из них не помогают лекарства. Эйвери, покрытый каким-то жутким лишаём, предположил, что это магическая инфекция. Ну, и кому ты это говоришь? Мастеру зелий? Смешно. Эту версию я давно проверил и отбросил. Нет, здесь что-то другое...
      ***
      Середина октября. Вчера умер Люциус. Надо, наверное, сообщить Нарциссе, но я не хочу. Да и времени нет. Пришло ещё несколько сообщений о смертях. И два десятка – о новых заболевших. Я осмотрел их всех. Колдомедики только разводят руками. Но я, кажется, уже знаю, в чём причина этой эпидемии.
      ***
      Декабрь. За окном снегопад. Снег... Да... Это как лавина. Всё рушится, будто карточный домик. Нас ещё боятся, но мы уже никому не страшны. Завоевания выпадают из наших обессилевших рук.
      Если бы повелитель задумал провести сейчас смотр своих сторонников, то он не досчитался бы половины своей гвардии. А в другой половине большинство уже несут в себе разрушительное семя этой болезни. Они обречены. Но повелителю сейчас не до смотров, он тоже заболел.
      Он ещё не понял, он верит, что поправится. Он всё ещё думает, что это какая-то магическая инфекция. Ага, эпидемия драконьей оспы... Нет, всё намного проще. Гойл притащил эту заразу из портового борделя. А потом через тело этой несчастной девочки они перезаразились все. Здесь же побывало так много народу. И никто не хотел отстать от других. А потом они распространили её ещё дальше, совершая групповые изнасилования других девчонок. Этой проклятой болезни боятся магглы, но нас она до поры до времени миновала, и мы не интересовались ею. А теперь поздно. Абсолютно смертельная. И лекарств нет. Ни у них, ни у нас. Правда магглов она убивает гораздо медленней, но мы – не магглы. Нет, мой повелитель. Вы умрёте так же, как и все.
      Вы победили, ученики. Вы победили после своей смерти. Да, Поттер. Ты не знал, что возможны такие победы. И я не знал. А теперь смотрю, как рушится в прах величие Тёмного Лорда.
      День и ночь я сижу в лаборатории. Даже сплю там. Делаю вид, что работаю, но я прекрасно знаю, что моя работа бесполезна. Так что я просто прячусь. А из темноты на меня смотрят её глаза. Варвара, Варвара, которую сожрал дракон!* Я устал терпеть эту боль. Хуже всего то, что я изнасиловал её до того, как Гойл побывал в Лондоне. Мне ничего не грозит.
      Но одна надежда у меня всё-таки есть. Однажды Тёмный Лорд поймёт, что я бессилен предотвратить его смерть. И тогда, возможно, он убьёт меня. Конечно, он не сделает этого сразу, мне предстоит вынести множество пыток, унижений и боли. Он очень искусен в этом, да и Беллатрикс ему с радостью поможет. Но эта боль будет всё-таки легче, чем та, которую я испытываю сейчас. Они натешатся и прикончат меня. И тогда я наконец-то буду по-настоящему свободен...
      ________________________________
      * Согласно библейской легенде, дракон проглотил христианку по имени Варвара. Эта закуска дорого ему обошлась, крестик, который был у девушки, вдруг вырос и разорвал дракона на части.
@темы: Мои фанфики
      Автор: julia-sp
      Жанр: drama
      Рейтинг: NC-17
      Саммари: эволюция любви. Надеюсь, что фанфик будет интересен не только любовными сценами
      Размер: миди
      Статус: закончен
читать дальше      День
      1.
      «Петрификус Тоталус!»
      Визави Гермионы замер, парализованный её заклинанием. Отразить его невербально у него, естественно, не получилось. После полутора месяцев занятий только у неё из всего класса невербальные заклинания получались регулярно, хотя и требовали изрядных усилий.
      Гермиона сдула чёлку со лба и огляделась. Все в классе размахивали волшебными палочками и пыжились, пытаясь колдовать без слов. В этот день урок по защите от тёмных сил стоял в расписании последним. Близился вечер, ребята устали и проголодались, и поэтому невербальные атаки и контратаки выходили вяло, но чаще всего не получались совсем.
      Снейп неторопливо прохаживался среди учеников, презрительно кривя губы и отпуская ехидные замечания. На достижение Гермионы он, разумеется, не обратил ни малейшего внимания, хотя проходил в этот момент совсем рядом. Несправедливость учителя, такая обидная раньше, теперь была почти непереносима.
      Раньше ей было плевать. Снейп всегда отличался крайней предвзятостью в оценках, и его равнодушие к её успехам было закономерно, она же училась не в Слизерине. Её не волновало ни его безразличие, ни он сам. Конечно, было обидно, что талант, сообразительность и усердие лучшей ученицы параллели игнорируются, но что ж поделаешь! Снейпа иначе как злыднем никто не считал, и для этого были все основания. Такого же мнения придерживалась и она.
      Всё изменилось в конце прошлого учебного года. Безумная эскапада в попытке спасти Сириуса, сражение в министерстве, едва не стоившее ей жизни, будто закрыли дверь в детство. Она стала взрослой. И поняла, кто такой Снейп.
      Всего лишь одна случайно оброненная Амбридж фраза! Но для неё всё изменилось бесповоротно. Она уже не могла смотреть на Снейпа прежними глазами, и многие события прошлого представали перед ней в ином свете. Теперь она видела и его отвагу, и гибкий глубокий ум, и благородную самоотверженность, и скрытую страстность натуры. Он пленял. Ей, выросшей на мифах и сказках магглов, он казался новым воплощением Зорро или Бэтмена. Любовь к нему была её тайной и сокровищем. Она гордилась им, она восхищалась им и страшно боялась за него. Она знала его секрет и поклялась себе, что не выдаст его, даже если ей придётся умереть. И, конечно же, теперь его холодное равнодушие вызывало такую боль, что невозможно было терпеть.
      Раньше ей нравился Рон. Добрый, преданный и честный Рон, верный товарищ и надёжный друг. Она посматривала на него с интересом, когда в ней начала пробуждаться девушка, радовалась его успехам и огорчалась неудачам. Она тоже нравилась ему, она это чувствовала. Тогда это радовало, теперь вызывало досаду... Её чувство к Снейпу изгнало интерес к Рону, как будто солнечный свет смёл бледное сияние Луны. Как их вообще можно сравнивать?! Неуклюжий мальчишка, и зрелый мужчина, от одного вида которого кружится голова... Какая у него гордая осанка, какие красивые, сильные руки... А глаза!... Глубокие и чёрные, в них затягивает, будто в омут....
      - Мисс Грейнджер! Вы бездельничаете! Минус пять баллов!
      Гермиона вздрогнула. Оказывается Симус, с которым она стояла в паре, уже отошёл от заклятия и в свою очередь пытался заколдовать её. А она не приготовилась к защите! От резкого окрика учителя у неё задрожали губы, и на глаза навернулись слёзы. Ну, зачем же так!
      Снейп стоял рядом с ними и презрительно наблюдал за потугами Симуса, а тот под взглядом Снейпа дёргался, всё больше краснел, напрягался и вдруг, не сдержавшись, выпалил вслух:
      - Петрификус Тоталус!!!
      «Протего!», зазвенело в голове Гермионы. Но, видимо, она не смогла как следует сосредоточится, и щит вышел жиденьким, заклинание Симуса пробило его, заставив её на несколько мгновений оцепенеть.
      - Так-так, мисс хвалёная отличница. Не слишком же много стоит ваша слава. Жалкое зрелище.
      Снейп усмехнулся и отошёл. Гермиону затрясло. И в этот момент грянул колокол.
      Класс бросился собирать сумки. Гермиона поплелась к своему рюкзаку и дрожащими руками стала запихивать в него вещи. Рон, сочувственно сопя, стоял рядом.
      - Злыдень, - пробормотал он.
      Пенал вывалился из рук Гермионы. Она принялась собирать перья, пытаясь успокоится.
      - Рон, иди. Я сейчас. Иди, пожалуйста...
      Тот пожал плечами и вышел. Класс опустел. Гермиона торопливо пыталась засунуть в переполненный рюкзак учебник. Как жестоко! За что, за что?!
      - Поторопитесь, Грейнджер. Вы меня задерживаете.
      Гермиона затравленно взглянула на Снейпа и метнулась к выходу. Плохо застёгнутый рюкзак зацепился за угол парты, и половина его содержимого вывалилась на пол. Снейп хмыкнул.
      - Вы еще и неуклюжи, как медведь. Не удивительно, что в ваших заклинаниях нет изящества.
      Это было уже слишком!
      Она опустилась на пол и принялась собирать вещи. И, не выдержав, разревелась. Слёзы катились градом, она бессильно всхлипывала, и не было сил даже поднять голову. Да и желания не было...
      - Ко всему прочему, вы несдержанны.
      Гермиона вскинулась, как ужаленная. Снейп сидел на краешке парты и с недоброй улыбкой разглядывал её. Будто она какое-то насекомое! Отчаяние и гнев захлестнули её, и она выпалила прямо в лицо Снейпа:
      - Это я-то несдержанная?! Я всё знаю про вас! Знаю и молчу!
      И замерла в ужасе. Что она наделала? Дура, дура!
      Снейп прищурился.
      - Вы полагаете, что можете что-то обо мне знать? Ну что ж, поделитесь.
      Отступать было поздно. И, заворожённо глядя ему в лицо, она прошептала:
      - Я знаю, кто вы.
      2.
      Тишина в классе звенела, будто натянутая тетива. Снейп молча смотрел на неё, ожидая продолжения. Мучительно смутившись, она опустила глаза, и стараясь, чтобы голос не слишком дрожал, закончила:
      - Вы шпион. Наш шпион у Воландеморта.
      И снова повисло гробовое молчание. Оно длилось и длилось, делаясь невыносимым. Наконец, Снейп усмехнулся и заметил:
      - Ну, не такая уж это и тайна. Впрочем, мне полезно узнать, что некто из Ордена Феникса разбалтывает секретную информацию. Кто вам сказал? Дражайший Сириус, я полагаю?
      Гермиона замотала головой:
      - Нет, сэр. Он ничего не говорил. Я сама догадалась...
      - Это становится любопытным. Каким же образом вы пришли к столь оригинальным выводам?
      Она посмотрела на него. И засмотрелась. И вдруг тихая радость коснулась её души. Он разговаривает с ней! Пусть даже так, почти допрашивая. А может оно и к лучшему, может ему действительно лучше всё знать? Она тоже прислонилась к парте напротив него и начала рассказывать.
      - Помните, в конце прошлого года Амбридж поймала нас в своем кабинете?
      Он кивнул.
      - Она хотела знать, что мы там делаем. Она вызвала вас и потребовала сыворотку правды. А вы сказали, что у вас она кончилась, и на её изготовление нужен целый месяц.
      Гермиона тихо засмеялась, и глаза её засияли.
      - И она поверила! Это же надо совсем вас не знать!
      Он молча разглядывал её лицо. Её улыбка была на редкость заразительна. И, непроизвольно улыбнувшись, он спросил:
      - А что не так?
      - Чтобы вы, истратив сыворотку правды, не приготовили новую порцию сразу же? – Гермиона покачала головой. – Не верю. А впрочем я не верю и в то, что вы вообще давали Амбридж настоящую сыворотку. Она же так похожа на обычную воду...
      Он снова улыбнулся. Умна!
      - И из этого вы сделали вывод, что я шпион.
      - Нет, сэр. Я поняла потом. Помните, получив ваш отказ, Амбридж жутко взбесилась? Она принялась вам грозить всякими карами и испытательным сроком. И ещё она орала, что рассчитывала на вашу поддержку, потому что вас ей рекомендовал Люциус Малфой.
      Она помолчала.
      - С какой бы это стати Люциус Малфой, один из самых верных слуг Воландеморта, стал вас рекомендовать кому бы то ни было, если бы он не был уверен, что вы тоже преданно служите его господину?
      Он рассматривал её. Мда... А он-то всегда воспринимал её как зубрилу, не умеющую думать самостоятельно. Дурак... Впрочем, от такой красавицы можно было бы ожидать, что она окажется полной идиоткой, однако, нет. И что это она так сияет? Тогда он тихо заметил:
      - А может быть я действительно преданно служу его господину?
      - Нет, не получается. – Она победно улыбнулась. - Ведь вы не дали Амбридж сыворотку. И именно вы, сэр, прислали нам на выручку Орден Феникса.
      - Именно я?
      Она кивнула.
      - Кроме вас некому. Никто не знал, куда мы собираемся и что произошло. Кроме вас. Ведь Гарри сказал вам про Мягколапа. Вы очень умный человек, вы могли догадаться. Вы и догадались.
      Он проигнорировал её неуклюжий комплимент. В классе снова повисло молчание.
      - Теперь я понимаю, сэр, почему вы так ведёте себя на уроках, почему не одёргиваете слизеринцев. – Она помолчала. – У многих из них родители – Упивающиеся Смертью. Вот будет весело, если детки расскажут папам и мамам, что профессор Снейп сделался поборником справедливости. Воландеморт обязательно поинтересуется, с чего бы это вдруг...
      Снейп мрачно взглянул на неё и, тяжело усмехнувшись, сказал:
      - Вы полагаете, я не смог бы ему ответить? Но речь сейчас не об этом, - он тоже помолчал. - Нуте-с, мисс Грейнджер. И что же мы будем со всем этим делать?
      Тишина сгустилась, она давила на виски, очарование разговора прошло, и ей стало страшно. Она молчала, чувствуя, что произошло что-то ужасное.
      - Надеюсь, вы понимаете, почему сведения о деятельности Ордена не сообщают никому? Тем более несовершеннолетним?
      Она судорожно сглотнула.
      - Ну... Мы – посторонние...
      - Дело не в этом. Вы не умеете защищать свой разум. Попадись вы руки Упивающихся Смертью, и они вытянут из вас всё, что вы знаете. Даже если вы этого и не хотите, - любезно добавил он.
      - Я буду молчать!
      - Похвальное намерение, - презрительно бросил Снейп. – Вот только одна беда, существует множество способов развязать упрямый язык. Будьте любезны, назовите мне хотя бы некоторые.
      Гермиона похолодела.
      - Сыворотка правды, - пролепетала она. – Легилименция...
      - Ещё!
      - Пыточное проклятие... Проклятие подвластия...
      - И как вы собираетесь всему этому противостоять?
      - Ну, от сыворотки правды есть противоядие...
      - Оно у вас имеется?
      - Нет... Но я знаю ингредиенты.
      - Ингредиентами сыт не будешь. Теперь легилименция.
      - Я не буду смотреть им в глаза!
      - Думаете, что этого достаточно?
      - Мне Гарри сказал...
      - Ах да! Поттер у нас известный мастер окклюменции! – в его голосе звучала убийственная ирония. – Так вот, мисс Всезнайка, учтите, что даже без зрительного контакта ваш разум можно вскрыть так же легко как... – он сдержался, кусая губы. И добавил, - А что вы будете делать, если на вас наложат Круциатус?
      - Это можно выдержать.
      - Можно. – бесцветно согласился Снейп. – Правда те, кто выдерживали, обычно сходили с ума.
      - Я знаю. Я видела родителей Невилла.
      - Даже так? – он встал и прошелся по классу. За окном наступал вечер, и в углах сгустились сумерки. Он повел волшебной палочкой, и на стенах вспыхнуло сияние канделябров. Стало светло.
      Гермиона опустила голову и глухо сказала:
      - Я применю самоубийственное заклятие.
      Вечер
      1.
      О самоубийственном заклятии ей как-то рассказал Крам. Оно было изобретено еще в начале прошлого века кем-то из колдунов Дурмштранга, а потом получило второе название «Камикадзе».
      Снейп покосился на неё из-за плеча и будто процитировал часть лекции:
      - Заклятие «Камикадзе». Изобретено Маркусом Войтовски. Он опробовал его на инферниях. Пользовалось определённой популярностью среди сторонников Гриндевальда. Возможно к исполнению даже без волшебной палочки, однако требует огромной сосредоточенности и концентрации воли. Уничтожает колдуна, исполнившего его, и все живое вокруг в радиусе от одного до пяти ярдов... И вы сумеете его применить?
      Гермиону била дрожь. Она подняла глаза на Снейпа и тихо сказала:
      - Да.
      В её глазах светилась такая решительность и такое упрямство, что он вынужден был признать, да, случись что, и она это сделает. Попытается, во всяком случае. Глупо, глупо... Что он хочет от девчонки? Она же только-только сдала экзамены на СОВУ, а он требует с неё, как с опытного аврора. С другой стороны, идёт война, и лучше быть беспощадным сейчас, но научить всему, чему можно, чем позволить ученику встретить врага неподготовленным.
      Но как она держится! Вся в слезах, но смотрит, будто стену хочет прожечь. Умирать собралась, дурочка... Он вздохнул и протянул ей носовой платок.
      - Вытритесь. Умереть, мисс Грейнджер, невелика хитрость. Жить, сражаясь, несколько трудней. Поймите, мёртвый боец врага не победит, это может сделать только живой...
      Его спокойный голос показался ей ласковым. Господи, ну посмотри же на меня! Я же люблю тебя! Я не могу без тебя жить! Неужели тебе не нужно хотя бы чуточку тепла и ласки? Из какого железа ты сделан? Я так боюсь за тебя! Я каждое утро иду на завтрак и гадаю: увижу, не увижу? Живой? Или...
      Она вцепилась в его платок и прошептала:
      - Как вы это выдерживаете, сэр? Я не понимаю... Если Воландеморт узнает, если он догадается...
      Его лицо потемнело, будто он заглянул в мрачную пропасть.
      - Он не должен догадаться. А вообще, что это вы обо мне так беспокоитесь?
Она застыла, глядя на него. Мокрые ресницы топорщились, будто стрелы. Руки с платком замерли около губ. Всё-таки она очень красивая...
      - Гермиона, проявите знаменитую гриффиндорскую храбрость. Вы же понимаете, я смогу узнать. Так что скажите уж сами.
      Он назвал её по имени... Она совершенно утратила способность соображать. Его лицо плыло перед ней в светлом ореоле слёз и свечей. И, запинаясь, она прошептала:
      - Я вас люблю.
      Вот этого он не ожидал!
      - Что-о?!
      Да она что, рехнулась? Или это он сошёл с ума? Но она смотрела ему в лицо, и в её глазах было столько нежности... И тоски. И надежды. Слёзы на щеках сияли, будто алмазы. Пушистые волосы... Высокий чистый лоб...
      Ложь! Этого не может быть!
      Он решился. С этим надо разобраться до конца. Твёрдо взглянув ей глаза, он послал мысленный приказ.
      Гермионе показалось, что она летит куда-то в калейдоскопе огней. С головокружительной быстротой замелькали картины.
      Бал... Она кружится с Крамом в танце. Немного лестно, что её пригласил такой взрослый молодой человек. Пусть Рон, дубина, кусает локти... Рон смеётся над шуткой близнецов, ему вторит Гарри. Как весело... Они с Роном вешают гирлянды из омелы, за другой конец дёргает Дрюзг, Рон кричит на него и глупо машет руками... Занятие Армии Дамблдора, Рон послал заклятие такой силы, что рухнул книжный шкаф. Он успел перехватить книги, какой молодец!... Полёт на тестралях, а голове всё крутится фраза Амбридж и она мысленно видит лицо Снейпа. Неужели же он?... Сражение в министерстве, профессора Снейпа нет среди этих мерзавцев, значит он придёт с другой стороны... Снейп стоит у окна в коридоре Хогвартса, задумался. Какой же он красивый! Она наблюдает за ним с другого конца коридора... Профессор Снейп читает лекцию, спокойные отточенные фразы, блеск умных глаз. Она любуется им, а сердце разрывается от любви и нежности... Снейп... Снова Снейп... Снейп в таком виде! Будь проклято воображение!
      Его обдало жаром. Последняя картинка ярко вспыхнула, он отшатнулся, и контакт прервался. Сердце забилось медленно и сильно. Он смотрел на неё, а она ахнула и закрыла лицо руками.
      Он всё увидел! Какой стыд! Хоть бы провалиться сквозь землю! Что он теперь сделает? Вышвырнет из класса? Обдаст презрением? Убьёт? Лучше уж последнее...
      Снейп смотрел на Гермиону и пытался справится с волнением. Не выходило. Она любит его, действительно любит! Поразительно. Она отмела всю шелуху и сумела разглядеть лучшее, что в нём есть. И он никак не мог понять, что же теперь делать.
      - Гермиона...
      Она подняла лицо из ладоней и посмотрела на него таким диким взглядом, что окончание фразы застряло у него в горле. Что он ей скажет? Что он недостоин? Что он для неё слишком стар? Она любит, и ей это всё равно. Сейчас она готова ко всему – и к счастью, и к страданию. Но он не сможет нанести ей такой удар. Нет. Он слишком хорошо знает, как больно, когда отворачивается та, кого любишь больше жизни. Он до сих пор чувствует эту боль, и обречь на такую же страшную муку другого человека выше его сил!
      Он помнит эту сумасшедшую жажду, когда без любимой невозможно жить, невозможно дышать, и вообще непонятно, зачем ты существуешь. И это же самое чувство он так ясно увидел в чистом зеркале души Гермионы. Перед ним стояла юная влюблённая девушка, её очарование и сила её страсти бросали вызов его боли и одиночеству. Она мечтала о его любви, и противиться этому немому, беспомощному и неодолимому призыву он не мог. Ведь он тоже живой человек, она заставила его вспомнить об этом, он чувствует жаркий ток своей крови и тяжёлый стук сердца. Пусть так. Как ты захочешь, девочка. Мечты должны сбываться.
      Он шагнул к ней. Взял за хрупкие плечи, заглянул в глаза. И, склонившись, коснулся губами её солёных губ.
      2.
      От тёплого прикосновения его губ по её телу пробежала дрожь. Она смотрела на него, не в силах поверить. Неужели? Неужели?! А он глядел ей в глаза серьёзно и ласково. Потом бережно обнял и поцеловал снова.
      Он мягко ласкал её губы, а его руки прижимали её к себе. Она ощущала его вокруг себя и внутри, и восхитительная слабость разлилась по её телу. Мягкой волной прошлась от головы по спине и растворилась где-то в бёдрах. Ноги подкашивались. Она пила его дыханье, задыхаясь от счастья, и когда он оторвался от неё, то медленно подняла руки и скользнула вверх по его груди к плечам. Его взгляд потемнел, и тело напряглось. Он просто смотрел на неё, но таким взглядом, что она почувствовала себя былинкой, охваченной свирепым степным пожаром.
      На самом деле, когда он ощутил, как её тело отяжелело в его руках и стало таким податливым, когда он почувствовал её робкую ласку, в нём вспыхнуло желание. Он действительно захотел её тонкие руки, её свежие губы, её ясные глаза. Какова она, эта девочка, эта женщина? Её любовь и неопытность волновали так, что в жилах закипала кровь. Он пожирал глазами её нежное лицо, полураскрытые губы, влажный блеск зубов, томно прикрытые глаза (какие у неё длинные ресницы!), бледный румянец фарфоровой кожи, и желание делалось неодолимым. Он узнает её, он узнает её всю. Но страх, что он может напугать её своей страстью, заставлял его смирять бешеное биение сердца. Нельзя сломать этот нежный цветок, нельзя грубым и сильным движением мужской души уничтожить это чудо. И как бы сильно ему не хотелось сорвать с неё одежду и взять её сию же минуту, здесь и сейчас, он, разумеется, не позволит себе этого. Он ласково коснулся её щеки, погладил скулу и нежное розовое ушко.
      Она потянулась за его рукой, прижалась к ней, и когда он дотронулся до её губок, нежно прикусила его палец. Он едва сдержал стон, желание сделалось таким сильным, что в паху возникла боль. Он взглянул ей в глаза, и она встретила его взгляд испуганно и радостно.
      На этот раз его поцелуй был настойчивым, и вдруг его язык, раздвинув зубы, скользнул внутрь, по её языку, по нёбу. Она ахнула и застонала. Он изучал её рот, ласкал его, а она утопала в наслаждении, чувствуя, как у неё темнеет в глазах. Тёмные воды уносили её туда, где были только его нежность и сила, только огонь его глаз, и его обжигающее дыхание.
      Поддерживая, он обнимал её за плечи и талию. Как много на ней одежды! Но под этими грубыми и ненужными чехлами он угадывал юную прелесть её тела. От его поцелуев она почти теряла сознание, она тихо стонала, и эти едва различимые стоны сводили его с ума.
      Всё, он больше не может! Медленно скользнув рукой вдоль её тела, он подхватил её под колени и поднял на руки. Она обняла его за шею, доверчиво, как ребёнок, и он понёс её из класса в свой кабинет.
      Тихо мерцали свечи. Он опустил её на постель и сел рядом. Как она хороша! Она вздохнула, и её руки скользнули с его плеч на грудь. Он сжал их в своих руках и стал целовать ладошки и тонкие пальчики. Нежные, почти детские руки.
      Новизна и сила ощущений пугали её. Дрожа, она поднялась и села со смятённым лицом, а он, помедлив, расстегнул ворот своего сюртука и рубашки. Она заворожённо смотрела на его обнажившуюся грудь и вдруг потянулась к ней губами. Ей так хотелось прикоснуться к его тёплой коже, сделать то, что было таким манящим и запретным! Он ощутил трепет её дыхания на своей груди, обнял, сильно сжал и поцеловал в тёплую пушистую макушку.
      - Пожалуйста, распусти волосы.
      Она послушно подняла руки, и заколки, облегчённо щёлкнув, отпустили на волю гриву её волос. Он глубоко вздохнул и прикоснулся к ним, пропуская сквозь пальцы как шёлк, наслаждаясь их нежностью и запахом, лёгким поцелуем коснулся виска, скользнул ладонью по шее, и, потянувшись, снял с неё робу. Она полетела на пол, а секунду спустя туда отправились и его одежда. Лихорадочный блеск её глаз говорил ему, что она возбуждена и напугана, она дрожала в его объятьях, прижимаясь к нему, будто прося защиты. Тонкая блузка уже не скрывала её тела, а он гладил её и едва слышно шептал:
      - Не бойся, не бойся...
      И расстёгивал пуговицы, легкими движениями убирая последние преграды. Тяжёлые чулки, юбка, зачем это всё? Разнял крючки на лифчике и отправил его к остальной одежде. И, наконец, обнял её всю, прижал к себе, всем телом ощущая гладкость её кожи. Нашёл губы и глубоким поцелуем снова погрузил её в негу.
      Какие у него большие и тёплые руки, какое горячее и сильное тело! Её дыхание не справлялось с бешеным током крови, все чувства обострились до предела. А он ощущал всю бурю её эмоций так, как будто они были одним существом. Лаская её нежную маленькую грудь, он чувствовал, как в его ладони бешено колотится её сердце.
      Не бойся, девочка, я не обижу тебя.
      3.
      Внезапно он отстранился. Она смотрела на него, но в трепещущем неверном свете он казался загадочным, как сфинкс. Его лицо терялось в полумраке, и невозможно было разобрать его выражение. Он склонился, и тёплый шёпот защекотал её ухо:
      - Подожди, я сейчас.
      У изголовья кровати висел широкий тяжёлый занавес. Она решила, что там окно, но он встал и шагнул за тёмные складки. Она услышала звяканье стекла, тихий стук и звук льющейся жидкости. Он что-то делал там, а она нежилась в его тёплой постели, смотрела на свет свечей и чувствовала, как утихает её смятение. Качался тяжёлый бронзовый маятник старых часов, он тихо щёлкал, и на его боку вспыхивал светлый блик. Пять секунд, пятнадцать, тридцать, минута... Ну, где же он?
      Он шагнул к ней и встретил радостное сияние её глаз. Господи, со всей своей жизнью он совершенно забыл, что в мире может быть столько света! Да и знал ли он это когда-нибудь? Он присел на кровать, обвил её плечи, и протянул маленькую рюмку.
      - Пей.
      Она коротко повиновалась, выпила, поморщилась, когда резкий травяной вкус обжёг ей горло.
      - А что это?
      Он взял у неё рюмку и убрал на стопку книг у кровати. Повёл рукой и увидел её изумлённый взгляд: от его простого движения рядом с кроватью возникло и засияло ещё несколько тонких белых свечей. Созидательное заклятье без волшебной палочки - вещь невероятная. Но он сейчас мог всё! Никогда ещё он не чувствовал себя таким сильным, живым и радостным! Улыбнувшись, он провел пальцами по её губам.
      - Это, чтобы ты не забеременела.
      Ого, как она покраснела! Краска залила её лицо, и она уткнулась ему в грудь – спряталась. Он тихо рассмеялся и, мягко коснувшись подбородка, поднял её лицо. Над пунцовыми щеками сияли счастливые глаза, он радостно погружался в них, он обнимал её восхищённым взглядом, качнулся, и их губы слились.
      Девочка моя, какое счастье, какая ты прекрасная, какая юная! Тонкие руки, шея, ключица, около неё бьётся жилка, он целовал её, господи, какая тонкая прозрачная кожа, высокие грудки с розовыми сосками, моя нежная девочка! Он вёл руками по её телу, животик, мягкая округлость бедра, трусики, их он не снял, ничего, это ещё успеется... А губы следовали за руками, наслаждаясь каждым дюймом её тела.
      Она стонала и металась, кусая губы, пытаясь сдержать крик счастья. Мой родной, мой любимый! Как я мечтала о тебе, как я ждала тебя! Бери, бери всё. Боже, неужели я такая бесстыжая, но это всё равно, потому что я теперь знаю, где находится рай, и что такое блаженство!
      Его поцелуи спускались всё ниже и ниже, и, наконец, он коснулся её заветного женского естества. Она звонко ахнула и сдвинула ножки, мгновенно раскаявшись в этом. Но он не стал настаивать. Её стыдливость так естественна, ведь этого запретного местечка ещё не касался ни один мужчина. Эта мысль настолько подхлестнула его, что он не смог сдержать стон. Он продолжал ласкать её колени, понимая, что ещё немного, и он не выдержит. Он чувствовал её трепет, и чуть-чуть повернув её ногу, прикоснулся губами к внутренней стороне бедра.
      Она вскрикнула и выгнулась в его руках. Не удивительно, это, пожалуй, самое чувствительное место. Он продолжал настойчиво ласкать её, поднимаясь всё выше и выше. И она раскрылась перед ним, её губки припухли от прилившей крови, она была вся влажная, и её тонкая кожа мерцала с свете свечей.
      Скользнув руками под её спину, он потянул вниз полоску кружевных трусиков. Она приподняла бёдра, помогая ему раздеть себя. А он стал целовать горошину её клитора, массируя его, раздвигая языком её складки. Всё настойчивей и настойчивей он проникал вглубь, он чувствовал напряжение и дрожь её лона, его руки сжимали её бёдра, и он понимал, что от пика её отделяют считанные секунды. И, наконец, спазм сжал её тело, она застонала и забилась, а он впитывал в себя её дрожь, слушал её стон, этот порождённый им гимн жизни. Её глаза распахнулись, но сейчас она не видела ничего, и первый в её жизни оргазм накрывал её тело то горячей, то холодной волной.
      Последний стон, жалобный и беспомощный, и она бессильно вытянулась на кровати, едва переводя дыхание. А он уже снова целовал её тело, поднимаясь всё выше, и от его горячих поцелуев она ожила, и в ней снова стремительно нарастало возбуждение. Она чуть приподнялась, взглянула на него и прошептала:
      - Иди сюда. Иди же...
      Его лицо горело тёмным огнём, но она больше не боялась и не стыдилась. Последние барьеры между ними были сметены. Она смотрела в глаза мужчины и хотела только одного: почувствовать всю его силу, всё неистовство и дать ему такое же наслаждение, какое испытывала она сама.
      Он рывком подвинулся вверх и жадно впился в её губы, целуя её так, как того требовала его неутолённая страсть. Она ответила ему, обхватив руками его голову, её язычок врывался в его рот, ласкал его язык и губы, а её пальчики запутались в его волосах. Его руки скользили всюду, а она радостно и охотно подчинялась самой смелой его ласке, она двигалась навстречу ему и вместе с ним. И когда он накрыл её своим телом, у неё вырвался ликующий стон. Она чувствовала сладкую тяжесть его тела, его вес пригвоздил её к ложу, а её соски касались чёрных волос на его груди. Он сжимал её плечи так, как будто хотел их сломать, и ей хотелось кричать от счастья. А он уже входил в неё, двигаясь осторожно, чтобы не причинить боль. Мягкие, нежные толчки, ещё, ещё, и её плоть расступилась перед ним, он погрузился в неё полностью, ощущая её жар, влагу и тесноту её девичьих глубин. Она нежно вздохнула и забросила свою ножку ему на бедро. Внимательно прислушиваясь к каждому движению её тела, он двигался внутри неё, чуть меняя своё положение.
      Вдруг она вскрикнула, и её тело вытянулось в струну. Он победно засмеялся. Вот оно! Он нащупал её самую чувствительную точку, и теперь она узнает такое наслаждение, по сравнению с которым её первый оргазм просто ерунда. Он двигался внутри неё, всё усиливая напор, а она кричала и билась под ним, её глаза дико расширились, она металась, и ему казалось, что он мчится на горячей юной кобылице, чьи бёдра отливают в сиянии свечей серебром.
      Оргазм. Он не останавливался, он уже просто не мог. Расслабление. Ещё оргазм. Её ножки сжимают его бедра, она двигается навстречу ему, повинуясь древнему женскому инстинкту. Ещё оргазм. Как бурно пульсирует её лоно! Сколько вод! Какая же ты горячая, моя девочка, какая страстная!
      Он почувствовал, что его кровь превращается в лаву. Она поднималась от кончиков пальцев, от корней волос, сходясь в центре его тела, сжигая его. Его охватил жар, и вдруг плотину прорвало, и лава устремилась из него в её нежные глубины. Он застонал, чувствуя, как наступает блаженное опустошение, его тело содрогалось, как от землетрясения, а он всё не отпускал её, и наслаждение длилось, сменяясь сладкой истомой.
      Он лежал на ней, чуть сдвинувшись в сторону, чтобы дать ей возможность дышать. Наконец, он приподнялся и посмотрел в её потрясённое лицо, в тёмные глубины глаз, и коснулся губ нежным и благодарным поцелуем.
Она долго молчала, и он чувствовал, как в глубине её тела медленно затихала дрожь. А потом она едва слышно выдохнула:
      - Это так?
      И он кивнул:
      - Так.
      Ночь
      1.
      - И тогда я увидела, что ты смотришь на него, не отрываясь, и что-то шепчешь. Я решила, что ты проклинаешь метлу. И побежала к тебе.
      - Так это ты подожгла мою мантию?
      - Ну да.
      Он покачал головой.
      - Ну и ну, да ты хулиганка. Хотя, действительно, глядя со стороны, было легко перепутать. Но тем не менее, ты сбила со скамьи Квиррелла и очень мне помогла, - он задумчиво улыбнулся. – Я произносил контр-заклятия, а всего-то и надо было, что разрушить его зрительный контакт с метлой. Дурацкая привычка решать все свои проблемы магическим способом, все мы ею грешим. – Он прищурился. – Может быть надо было не колдовать, а просто встать и дать ему в ухо.
      Гермиона представила себе эту сцену и засмеялась. Он тоже засмеялся, глядя в потолок. Глаза его искрились, и от улыбки лицо помолодело, сделалось задорным и мальчишеским. Она жадно смотрела на него, любуясь каждой чёрточкой. Было так хорошо лежать рядом с ним под одеялом, прижимаясь к его горячему телу, сознавать, что только что стала женщиной в его объятьях, пережила такое блаженство, что до сих пор сладким отзвуком пьянит каждую клеточку тела. А теперь они вели неторопливый разговор, замолкая, целуясь, вспоминая, делясь мыслями. Ведь разговор – это тоже обладание и узнавание.
      Она приподнялась на локте и невесомым движением коснулась его лица. Он, не глядя, поймал её руку и прижал к губам. И она прошептала то, что рвалось из её сердца:
      - Ты такой красивый!
      Он снова засмеялся и тихо сказал:
      - С ума сошла. Тоже мне, нашла красавца.
      - Не-ет, – она покачала головой, - очень красивый. Просто это нужно видеть. И добрый.
      - Особенно на уроках, - поддразнил он её.
      Она озадаченно смотрела на него.
      - Ну и что? Жизнь с нами тоже церемониться не будет...
      Он изумлённо взглянул на неё. Она поняла! Это было просто невероятно! А она продолжала:
      - Ты умный. И сильный. И смелый. И, и... – она замялась.
      Он прямо посмотрел на неё.
      - Какой? Страстный? Умелый?
      - Да... Я не не знаю, как сказать... Ты такой ласковый, такой нежный. Северус... - её дыхание прерывалось. Каким счастьем было произносить его имя! – Ты будто знаешь что я хочу, предугадываешь... Ты читаешь мои мысли, да?
      - Нет, Гермиона. Я почти никогда не делаю этого, это самое крайнее средство. Знаешь, я ведь уже не мальчик, а мысли многих людей не так уж сложны, - знакомая ирония проскользнула в его голосе, – можно и так угадать. Но ты... Это не то. Я чувствую тебя, и сам начинаю хотеть того, чего хочешь ты... Я не знаю, как ещё это объяснить. А легилименцию я ненавижу.
      - Почему?
      - Ну, представь. Ты вламываешься в чужой разум без спроса, выворачиваешь его наизнанку. - Он помолчал, - Отвратительно. Это помесь самого грубого насилия и воровства. В прошлом году мне часто приходилось делать это, - он скривился, - по просьбе директора. Ты не представляешь, как мне было тошно. И есть же люди, которые лезут в чужую душу с удовольствием! Любопытно им, видите ли... – гнев исказил его черты. - Прости меня, что я сегодня сделал это с тобой, пожалуйста, прости. Ты ошеломила меня, я не поверил тебе.
      - А теперь веришь? - она лукаво улыбнулась.
      - Теперь трудно не поверить. Ты так чудесно доказала это.
      Она смутилась. И застенчиво спросила:
      - Тебе правда было хорошо?
      - Мне никогда в жизни ещё не было так хорошо, - совершенно искренне сказал он.
      Да, он ещё никогда не испытывал такого. Конечно, у него бывали женщины, монахом он не был. Скучающие дамы или искательницы приключений. Суррогат. И каждый раз после удовлетворения желания он чувствовал отвращение и разочарование. Как будто вместо настоящей еды тебе подсунули муляж из папье-маше, вместо живого цветка дали пыльную тряпку.
      С этой девочкой всё было иначе. Живой родник, из которого хотелось пить и пить. Смотреть на неё, купаться в её влюблённых взглядах, говорить с ней, видя, как чутко она впитывает его слова, и слушать самому, узнавая её. Прикасаться к ней, чувствуя как она отзывается на каждое его движение. Защищать от всего, хранить, беречь. Ласкать её, любить...
      Близость с любящей женщиной была изумительным откровением. Она принимала его целиком, она старалась понять его, и это наполняло его восторгом.
      Он почувствовал, как нарастает внутри волнение.
      И будто отозвавшись на неявное, невысказанное желание, она придвинулась ближе, склонилась над ним и поцеловала его глаза. Она осыпала поцелуями его лицо, и под нежными ласками его щёки вспыхнули румянцем. А она спускалась всё ниже, целуя шею, плечи, грудь... Он откинулся на подушку, позволяя ей делать всё, что она захочет.
      А она ласкала его и не могла оторваться. Гордая голова, высокий умный лоб, тяжёлые мышцы, могучая машина мужского тела под такой мягкой, бархатной кожей! Её затопило счастье и трепетное нетерпение, внутри пела яркая звонкая струна. Какой ты красивый, мой хороший, какая у тебя благородная форма рук, какие сильные пальцы! И такой мягкий живот. А дальше...
      Она остановилась, уставившись на его плоть. А потом коснулась легчайшим поцелуем и замерла...
      Он смотрел на неё и чувствовал её испуганное любопытство так, как будто она была частью него. И щемящая жалось к её беззащитной храбрости переполняла его.
      - Не бойся. Возьми его крепче, ты не сделаешь больно.
      И почувствовал тёплые касания, влагу её язычка, её губ. Желание поднялось в нём горячей, неистовой волной. Как хорошо! Что же ты делаешь со мной, фея!
      Рывком он сел и поднял её. В её ясных глазах пылали свечи... Поцелуй... Тёмный и тёплый, как сама земля. Он изнывал от жажды близости, но и предвкушение наслаждения было таким завораживающе-восхитительным, как мгновение перед прыжком в пропасть.
      Он легко опрокинул её на спину, провел рукой по груди и бедру. Она выгибалась под его прикосновениями, наслаждаясь лаской. Когда-нибудь, через несколько лет, её тело созреет, сделается щедрым и плодородным. Её тонкая фигурка станет статной. Он представил, как она подносит ребёнка к высокой груди...
      Господи...
      Она бесконечна, как море, как небо. Как жизнь.
      Он никогда не сможет насытиться ею.
      2.
      Он нависал над ней, словно тёмная скала, и головокружительная слабость разливалась по её телу, она жаждала его прикосновения, его ласки. И он не заставил себя ждать. Мягкие и сильные руки сдавили её, горячее дыхание обожгло кожу. И тут он коснулся губами её соска, припал к груди как ребёнок, и её тело взорвалось сладкой мукой. Какое же это блаженство - любить, ласкать, отдавать себя!
      Новый оргазм, на этот раз мягкий и нежный, она стонала и улыбалась, какое это чудо, когда ты нужна, когда можешь дарить радость и наслаждение!
      Девочка моя, сокровище моё, хрупкое моё чудо! Нежное белое тело, алые губы, яркие глаза, волосы тёмного золота. Его пылающий радостью взгляд охватывал её всю, разомлевшую, жаждущую. Он ласкал её грудь, её нежный животик, стройные ножки, восхитительное лоно...
      Вдруг он опомнился. Что же он делает! Ей будет очень больно сейчас, ведь ничего не успело зажить. Он остановился с колотящимся сердцем и обругал себя. А она улыбалась радостно и томно, она протягивала к нему руки.
      - Ну, что же ты?
      И он улыбнулся. Выход есть.
      Лёг рядом с ней, обнял и, целуя, спросил:
      - Хочешь, я возьму тебя сзади?
      И жаркий шепот:
      - Хочу...
      Хорошая моя...
      Он повернул её на живот, улыбаясь, погладил волосы, раздвинул густые пряди и поцеловал в затылок. Она смеялась, уткнувшись в подушку, и знобящее тихое ликование охватило его.
      Наверное, это и есть счастье...
      Бусинки её позвонков. Спина, белая атласная кожа. Какой стройный силуэт, какая тонкая талия... Он покрывал её тело жаркими поцелуями, сжимая в руках её маленькие ручки, и неистовое желание застилало пеленой глаза. Он разнял руки и скользнул ей под животик, лаская каждую складочку, чувствуя, как от нетерпения сдают нервы. Приподнял, поставил на коленки.
      - Расслабься...
      Руки в её соках. Тем лучше... Он раздвинул белые полушария и коснулся маленькой дырочки. Она вздрогнула. Он знал, что сейчас она охвачена испугом и нетерпением. Сейчас, моя хорошая, сейчас...
      Побольше смазки, чтобы не было больно, и вот он уже входил в неё так медленно и нежно, как только мог. Он бережно погружался в неё, лаская бёдра и талию, а она стояла на коленках, покорно позволяя любимому наслаждаться собой так, как ему хочется.
      Наконец, он прижался к ней, войдя на всю глубину. Ощущения совершенно иные, но не менее острые, она тоже это почувствует, непременно. Он с трудом сдерживался, двигаясь медленно и мягко. Сквозь тонкие стенки он дотрагивался до её маточки. Сейчас она отзовётся...
      Гермиона ощущала, как в глубине её тела растёт огонёк напряжения и наслаждения. Всё больше и больше, медленно и неодолимо, она осторожно пошевелилась, двигаясь навстречу ему, первая сладкая судорога прошла от бёдер до макушки, она выгнулась, застонала, он вошёл сильнее, и от этого внутри её тела рванул такой взрыв блаженства, что она вскрикнула. А он продолжал двигаться всё быстрее и быстрее, и взрывы слились в бешеный огонь страсти, в жаркий вихрь наслаждения.
      Уже не остановиться, лавина приближалась, он надевал её на себя, а она раскрывалась перед ним, цепляясь за спинку кровати, и её дрожь, её стоны были самой лучшей и самой прекрасной в мире музыкой! Жаль только, что она его не видела, не могла обнять, а ей так хотелось почувствовать его ещё полнее!
      И, будто поняв её желание, он вдруг нагнулся и ввел в её лоно пару пальцев. Её пронзил сумасшедший восторг, и очередной бурный оргазм сжал всё внутри. Она кричала, а неистовая буря помрачила разум, обрушила весь мир. Не существовало ничего, кроме ослепительного счастья его близости, единственного смысла существования - отдаваться и брать.
      Он почувствовал, как пылающий самум охватил его тело, острое наслаждение затопило его, он вдруг очутился внутри звезды. Пик, поток огня, и вот оно уже уходит, оставляя головокружение и ласковую усталость.
      Он склонился над ней, тяжело дыша, обнял, ощущая разгоряченным телом гладкую кожу её спины, мягкие тёплые волосы. Родная моя! Поцеловал, откинулся. Она молчала, едва переводя дыхание, она ещё вся дрожала, и он вдруг увидел на её белых нежных бёдрах яркие красные следы своих пальцев. Мгновенный страх пронзил его, он рывком повернул её к себе, как куклу, и, глядя в ничего не выражающее лицо, быстро спросил:
      - Больно? Тебе было больно?
      Она не могла ни стонать, ни говорить. Закрыла глаза и молча помотала головой. Нет. Нет. А он всё ещё всматривался в неё, бережно ощупывал, словно искал рану. Потом обнял, согревая своим теплом, а она вдруг глубоко вздохнула, открыла глаза и посмотрела на него. Она приходила в себя, и вдруг почти спокойно сказала:
      - Господи, как же могла раньше без тебя жить? - Она смотрела с недоумением и страхом. - Я больше не смогу без тебя, слышишь?
      Гордость и счастье. Она не сможет. И вдруг он похолодел. Она не сможет... Она не вынесет... Что же с ней будет? В груди стремительно нарастал ледяной ком ужаса. Что же с ней будет, когда он... когда его... Он зажмурился. Всё. Это конец.
      А она, уже справившись с собой, виновато сказала:
      - Прости. Я просто очень люблю тебя...
      Какой болью отозвались в нём эти простые слова!
      Она что-то почувствовала. Тревожно взглянула, чуть сведя милые брови.
      - Что с тобой?
      Он покачал головой.
      - Ничего. Просто я тоже люблю тебя. – И обнял, крепко прижимая к себе. Лучше ей не видеть его лица.
      Она обхватила его руками, положила головку на его плечо, забросила на него ножку, оплела собой, как лиана. Он лежал, стискивая зубы и глядя в потолок. Вот и всё. Сердце холодело. Может быть только одно решение – неумолимое и безжалостное.
      - Завтра после пяти часов я буду свободен. Если хочешь, можно прогуляться. Я покажу тебе много интересного... – он замолчал, у него пересохли губы. Никакого завтра не будет.
      - Да, да, - сколько радости прозвучало в её тихом шёпоте! Он взял её за руку, и их пальцы переплелись. Её волосы щекотали его подбородок, он чувствовал её тепло и нежную тяжесть её тела. Какая мука... В последний раз. Это в последний раз.
      Как было бы хорошо, если бы всё было иначе. Можно было бы любить её, видеть, как расцветает её красота, просвещать её ум, научить всему, что знаешь. А для начала открыть все тайны Хогвартса, которые ему известны. Разделить с ней все удивительные сокровища его единственного настоящего дома. Но этого не будет никогда.
      Эта волшебная сказка не для тебя, Северус Снейп. Ты потерял одну женщину, и сам сейчас откажешься от другой. Не стоит мечтать о прекрасной и счастливой жизни. Всё что у тебя есть – только эта украденная ночь. И она скоро кончится.
      Плакали, сгорая, свечи. Маятник в углу отщёлкивал умирающие секунды. Он смотрел на него.
      Маятник. Его палач.
      3.
      В коридорах Хогвартса было сумрачно и холодно. Осень выстудила стены, злым сквозняком пробираясь в каждую щёлочку. Она хищно заглядывала в окна, и от её дыхания леденел воздух. У стен стыли доспехи, и плиты пола тихо звенели под неторопливыми шагами.
      По стенам метался кровавый свет факелов, в тонком луче света от волшебной палочки проплывали спящие обитатели картин. Холод осенней ночи тревожил и их, некоторые ворочались, пытаясь закутаться получше. Безнадёжная попытка!
      Тьма скрадывала детали, обступала со всех сторон, кралась по пятам, и яркий лучик не мог разогнать её. Сейчас она была полноправной хозяйкой замка, и тусклый свет факелов только подчёркивал её господство.
      Половина четвёртого. Самый глухой час ночи. Сейчас спят все – и живые и мёртвые. Вокруг пусто и тихо, и только ночь насторожённо следит за каждым его шагом. Пусть. Ночь – не помеха и не соперница. Она – злая сообщница и глумливый страж.
      Посмотри, посмотри, как выносит себе приговор Северус Снейп! Посмейся над ним своим щербатым старушечьим ртом!
      Коридор, снова коридор, дверь, лестница. Он знал все повороты своего пути, он прошёл бы его и с закрытыми глазами. Память юности, надёжно запертая на семь замков, вырвалась на волю. Она набрасывалась, услужливо подсовывая всё новые подробности, она терзала тысячью воспоминаний и зло шептала: «Вот всё и повторилось, мальчик... Ты снова идёшь туда, и снова результатом будет только боль и отчаянье».
      Новый коридор. Когда-то именно здесь он затеял дуэль с этим мерзавцем. Конечно, тут же явились его дружки и результат вышел ужасным, одному с тремя не сладить... Это теперь он расшвырял бы их как шавок. Но поздно, двое мертвы, и та, из-за кого он лез в драку, мертва тоже...
      Площадка у лестницы. Здесь он так часто ждал её, что выучил наизусть расположение каждой трещинки на стене. Он и сейчас мог бы в точности воспроизвести их узор. А она сбегала по лестнице своим летящим шагом, обдавала его светом зелёных глаз и протягивала руку. Он бежал за ней, как щенок, которого позвали гулять...
      Он всегда шалел от её взгляда и в её присутствии был готов выкинуть любой фортель, но, говоря с ней, часто немел и толком не мог связать и двух слов, становясь не только нелепым, но и смешным. Она всё больше и больше тяготилась его обществом.
      А около этого окна он однажды подарил ей цветы. Он смущался и что-то лепетал, а проходившая мимо девчонка, смеясь, бросила: «Ну и веник!», и он швырнул цветы на пол и убежал.
      Память, память...
      Он давно повзрослел, и теперь никто не осмелиться посмеяться над ним. Он стал настолько искушён в магии, что очень немногие колдуны могли бы противостоять ему.
      Но он никогда не был счастлив. В душе он так и остался одиноким, жаждущим любви и ласки мальчишкой. Всё, что у него было, заключалось в нескольких воспоминаниях, и в ненависти к мерзавцу, который её убил. Во имя своей любви и ненависти он отрёкся от жизни, отрёкся от себя. В юношескую тоску он вложил всю силу и ярость зрелого мужчины.
      И вот теперь судьба подарила ему второй шанс. Он любим... Потрясающее чувство. Жизнь дала ему эту удивительную девочку, она сияла и манила крылом, и хотелось, как раньше, броситься за ней, забыв обо всём на свете. Будто глупый щенок, которого позвали гулять.
      Он не сможет. Он не имеет права принять этот дар. Всё предрешено.
      ... Гермиона так и уснула у него на плече. Она всё ещё что-то шептала и смеялась, а он лежал, крепко сжимая её в объятьях, как будто боялся, что она сейчас исчезнет. Наконец, она успокоилась, и он ещё долго слушал её тихое дыхание. Она спала и улыбалась, и ему хотелось просто закрыть глаза и, сказав себе «будь, что будет», уснуть рядом с ней. Нельзя. И всё же он долго не мог решиться подняться, чтобы не потревожить её. «Не лги, - сказал он себе, - ты просто боишься». И это придало ему сил. Он осторожно высвободился и тихо встал, а она так и не проснулась. Молодой сон крепок. Он оделся и вышел, оставив её спать среди мирного сияния свечей...
      Течение его мыслей оборвалось. Он поднял глаза и увидел, что стоит у цели своего пути - портрета Полной Дамы.
      Полная Дама спала. Когда-то она была свидетельницей самого страшного его поражения. Поражения, которое окончательно столкнуло его в пропасть. С тех пор он ни разу не был здесь, хотя уже многие годы работал в Хогвартсе. А сейчас оказалось, что за двадцать лет он не забыл ни единого шага, ни единого слова...
      « - Прости меня!
      - Не трать слова понапрасну.
      - Нет, послушай, я не хотел…
      - Я не могу больше притворяться. Ты выбрал свой путь, я выбрала свой».
      Она давно прошла свой путь. А он всё ещё идёт по своему, ведомый памятью, раскаянием и любовью...
      Он негромко кашлянул, и когда Полная Дама встрепенулась, назвал пароль. Пробормотав в полусне что-то про ночных гуляк, Полная Дама распахнулась, так и не поняв, кого впустила в гостиную Гриффиндора. Хорошо, что ему, как декану, известны пароли всех факультетов.
      В гостиной было темно и тихо. Огонь в камине давно погас, и слабыми искрами дотлевали угли. Он взмахнул волшебной палочкой, и огонь вспыхнул снова, осветив каждый уголок.
      Да... Уютно. Большая круглая комната, много кресел и столиков, бордовые драпировки, золотое шитьё... Но он пришёл сюда не для того, чтобы любоваться интерьером. Внимательно обводя взглядом гостиную, он искал нужную дверь. Вот она. И надпись «Шестой класс». Он поднялся по лестнице в спальню мальчиков.
      Они спали. Он шёл, внимательно вглядываясь в них. Длиннопоп ворочается с боку на бок, Поттер закутался так, что видны только пятки, Финниган хмурится во сне. А вот и Уизли. Спит, раскинувшись на кровати, разбросав руки и ноги.
      Снейп остановился, внимательно разглядывая Рона. Рыжая холудина... Верный оруженосец Поттера. И нет в нём ничего особенного. Ни способностей у него, ни ума... Разве что храбрый. Но кто из мальчишек не храбр?
      Осталось проверить то, зачем пришёл. Снейп поморщился. Опять придётся делать эту гадость, но деваться некуда. Он склонился и тихо коснулся разума спящего мальчишки. И почти тут же отступил. Всё было ясно.
      Рону снилась Гермиона.
      Снейп вздохнул. Что ж... Тем лучше. Уизли влюблён, сразу видно. Надо же, сумел разглядеть в ней женщину, хоть на это ума хватило. А раз так, не стоит медлить, у него совсем мало времени.
      В полумраке спальни блеснул клинок кинжала. Серебряное лезвие легко вошло в кисть Рона, и тёмная струйка крови брызнула в хрусталь флакона. Взмах волшебной палочки, и рана затянулась, а Рон продолжал спать, так и не почувствовав секундной боли. Он никогда не узнает, какой бесценный подарок получил сегодня.
      Снейп вышел, тихо притворив за собой дверь.
      Утро
      1.
      В раскрытое окно вливался ледяной утренний воздух. Зелье в котле уже подёрнулось перламутровой плёнкой. Снейп мрачно смотрел на него. Он устал. Устал не физически, он мог без вреда для себя не спать несколько суток, а морально. Борьба с самим собой вымотала его. Его измученный мозг всё пытался найти иной выход из ситуации и не находил.
      Уизли. Посредственность. Как и Поттер. Да он и мизинца её не стоит! Но они – друзья, и он нравился ей раньше. А при его характере есть надежда, что он будет любить её всю жизнь. «Но на это ты уже не сможешь повлиять, - напомнил он себе. – тебе не хватит времени». Как тяжело! Она же любит меня! Перестанет. Скоро она утратит интерес к тебе, ты постараешься. А потом и вовсе станет ненавидеть и бояться... Я не могу, это выше человеческих сил! Сможешь. Или тебе придётся смотреть на её боль, а может быть и на её смерть. Это ты выдержишь?! Я не хочу. Почему я? Я хочу просто жить! Но кто-то же должен! Ты взялся за это, и не тебе отступать...
      Перламутр медленно растворялся, таял. Он изобрёл это зелье лет десять назад и так никому о нём и не сказал. По сравнению с ним даже аморетенция груба и вульгарна. Не одержимость и не сумасшествие, оно вызывает нежную и глубокую привязанность, чувство наиболее близкое к любви. А если учесть, что Уизли и Гермиона – друзья... Оно действует медленно, в полную силу войдёт через пару недель, но действие его продолжается много лет, фактически всю жизнь. Так что... Перламутр исчез, и в ту же секунду Снейп влил в котёл кровь Рона. Зелье тускло замерцало и сделалось рубиновым, как вино.
      Готово.
      Он перелил зелье в кубок, в другой налил обычного вина, а потом встал и подошёл к окну. Утро было пасмурным. Тяжёлый белый туман затопил Запретный лес, горько пахло сожжёнными листьями. Конец октября. Он смотрел вдаль. И думал, думал...
      Шорох. Он захлопнул окно и подошел к кровати, задёрнув занавеску в лабораторию. Гермиона просыпалась. Даже в этом белёсом утреннем свете она была прекрасна. Он присел на кровать, любуясь её безмятежным лицом.
      Она слишком молода. Ночь для неё - время отдыха и любви, а не памяти и суда. Ей не о чем помнить и не за что себя судить. Привилегия юности...
      Гермиона открыла глаза, и на лице её расцвела улыбка.
      - Доброе утро!
      - Ты похожа на зарю, - сказал он ей.
      Она засмеялась, сияние её глаз кружило голову, и уже знакомый озноб охватил его. Что он делает? Он не может от неё отказаться. Это немыслимо! Он склонился и раскрыл её губы поцелуем. Ты моё чудо!
      Гермиона обняла его и прошептала:
      - Я люблю тебя.
      Он исступлённо целовал её и просил:
      - Скажи ещё!
      - Я люблю тебя, люблю!
      - Ещё!
      - Люблю! Люблю больше жизни!
      - Ещё...
      - Люблю. Мой родной, мой хороший! Я так счастлива!
      Он ласкал её, ощущая нежное тепло её сонного тела, скользил по нему губами впитывая её запах, пьянея от её близости, её ласки, её любви...
      Нет. Не смей.
      Мысль о предательстве была словно охлест по лицу. Он отпустил её. Он не имеет права. Нет. Нет.
      Гермиона поднялась, тревожно глядя на него.
      - Что случилось?
      - Ничего. Всё хорошо, просто нужно вставать. Скоро завтрак.
      Как трудно выглядеть спокойным, когда хочется кричать от боли...
      - Не надо так. Что-то случилось, я чувствую.
      Умница моя...
      С оборвавшимся сердцем Гермиона прошептала:
      - Ты... Я... тебе не нужна?
      - Нужна, что ты. Очень нужна.
      Облегчённый вздох.
      - А я подумала, что ты хочешь меня бросить.
      - Нет, не хочу. Совсем не хочу.
      Он обнял её. Чистая моя душа. Ты не знаешь, что можно лгать, даже говоря правду...
      - Одевайся, - прошептал он. – Я хочу выпить с тобой вина.
      Она удивлённо взглянула на него и принялась одеваться. Он ждал, чувствуя себя как перед казнью. А когда она оделась и заколола волосы, поднялся и вынес два кубка.
      - Вот возьми. Я хочу выпить за тебя. За твою любовь, за твою щедрость. За счастье, которое ты мне подарила.
      Он слушала, и на её лице мешались радость и беспокойство. Она что-то чувствовала. А он закончил:
      - За начало новой жизни. За тебя!
      И начал пить. Сладкое вино было горьким, как полынь. Он махом осушил свой кубок и навёл на неё волшебную палочку. Она допивала свой и ничего не видела. Наконец, допив, она сказала:
      - Какое вкус...
      - Обливиейт!
      Сила заклинания была такова, что Гермиону шатнуло. Кубок вырвался у неё из руки и, грянувшись об пол, разлетелся вдребезги.
      К счастью...
      Она падала. Он подхватил её на руки, ещё поранится об осколки. И понёс в класс.
      В классе он усадил её за парту, положил рядом её рюкзак. И, продолжая держать её на прицеле волшебной палочки, морщась от напряжения, заговорил:
      - После урока по защите от тёмных сил ты пошла в библиотеку. Ты занималась весь вечер и там же и уснула. Сегодня утром ты пришла ко мне обсудить... способы защиты от инферниев. Эта тема будет на экзамене.
      Он помолчал. Что ещё? Сказать, что он не шпион? Нет, не стоит, это будет слишком сильным вмешательством. Как бы не навредить. Ничего. Обойдётся. Скоро это и так перестанет её волновать.
      Он резко отвёл палочку, будто оборвал нить.
      - Вы меня поняли, мисс Грейнджер?
      Её взгляд прояснялся. Сейчас она вспоминает события, которых не было. Нужна маленькая пауза. Он отошёл к шкафу и вытащил книгу об инферниях.
      - Да, сэр, я всё поняла.
      Она смотрела сосредоточенно и внимательно. Он протянул ей потрёпанный томик.
      - Прочтите. Кроме всего прочего, это ещё и интересно.
      - Спасибо, - она спрятала книгу в и без того переполненный рюкзак.
      - Тогда не смею задерживать.
      Она попрощалась и выскочила за дверь.
      На негнущихся ногах он побрёл в свой кабинет. Долго смотрел на сверкающие осколки.
      - Репаро.
      Не будет тебе никакого счастья, Снейп...
      2.
      Чуть позже за завтраком он смотрел на Гермиону. Она ела и читала, прислонив книгу к вазе с фруктами. Он усмехнулся, когда-то и у него была такая привычка.
      Рядом сидели Уизли и Поттер. Они, смеясь, перебрасывались словами. Шутники. Гермиона посматривала на них и недовольно хмурилась, они мешали ей читать. Рыжий громко засмеялся, чуть не подавившись, а потом что-то сказал Гермионе.
      И она засмеялась тоже.
      Прощай, моя девочка. Мне будет очень больно видеть, как ты всё больше привязываешься к этому мальчишке, но к боли мне не привыкать. А для тебя так будет лучше.
      Прости. Я мог бы остаться с тобой. Но я – смертник, а смертникам нельзя иметь любимых. Сколько мне осталось? Года два-три? Вряд ли больше... Много ли у меня будет шансов выжить после того, как все министерские авроры начнут на меня охоту, а соратники превратятся во врагов, и мне придётся продолжать свою войну в одиночку?
      Он взглянул на пустое место директора. До убийства Дамблдора оставалось ещё несколько месяцев...
@темы: Мои фанфики